18 7 . В «
Науке логики» Гегель цитирует работу Якоби «О предпринятой критици
з мом попытке довести разум до рассудка». Якоби пишет: «Я дол
жен на столь долгое время стараться начисто забыть, что я когда-либо что-л
ибо видел, слышал, к чему-либо прик а сался, причем я определе
нно не должен делать исключения и для самого себя. Я должен начисто, начис
то, начисто забыть всякое движение, и это последнее забвение
я должен осущес т вить самым старательным образом им
енно потому, что оно всего труднее. И все вообще я должен всецело и полност
ью удалить , как я его уже мысленно устранил, и нич
е го не должен сохранить , кроме одного лиш
ь насильственно оставленного созерцания
о д ного лишь бесконечно неизменного про
странства . Я поэтому не вправе снова в него мы
с ленно вкл ю чать
самого себя как нечто отличное от него и, однако, связанное с ним; я не впра
ве пр о сто давать себя окружить и
проникнуться им, а должен полностью перей
ти в него, стать с ним единым, превратиться в него; я не должен ничег
о оставить от себя, кр о ме самого этого моего со
зерцания , чтобы рассматривать это созерцание как истинно с
а мостоятел ь ное, независимое, единое и единст
венное представление». Гегель продолжает: «В этой пустоте, говорит далее
Якоби, с ним происходит нечто противоположное тому, что должно было бы пр
оизойти с ним согласно уверению Канта; он ощущает себя не к а
ким-то множественным и многообразным
, а, наоборот, единым без всякой множестве н ности, без в
сякого многообразия; более того: «Я сама невозможность
, уничтожение вс я кого мног
о образного и множественного… Исходя из своей чистой, совершенно
простой и неизме н ной сущности, я не в состоянии
хоть что-либо восстановить или вызвать в себе
как призрак… Таким образом в этой чистоте все внеположное и рядоположно
е, всякое п о коящееся на нем многообразие и множественност
ь обнаруживаются как чистая нево з м
ожность ».

18 8 . Гегель не случайно ассоциирует эту критику
кантианства с представлением об индусе и его браме, когда
он «оставаясь внешне неподвижным и не побуждаемым ник
а кими ощущениями, представлениями, фантазиями, вожделения
ми и т.д. годами смотрит лишь на кончик своего носа и лишь говорит внутренн
е, в себе, «ом, ом, ом», или вообще ничего не говорит». Локк осущ
ествил попытку именно сделать это недеяние творческим, обн а
ружить в недеянии нечто, а именно способность образовывать
абстракт н ые идеи , сделать не христианского, а индуис
тского Бога творческим, сделать недеяние творческим. Кант, несомн
енно полемизируя с Локком, робко указывает на врожденный характер сп
о собн о сти строить априорные синтетические су
ждения. Я однако, как и Якоби, сколько не с и лилс
я, не мог различить в недеянии пространства, времени, категорий, а индуизм
счесть реце п том тому, кто силится различить в мире нечто св
ерх небытия и бытия, которые одно и то же, кроме нирваны и подобного этому,
интеллектуальной ничтожности содержания подобных терминов, которые фу
ндаментально противоположны христианским, как и н дуистск
ий Бог фундаментально противоположен иудео-христианскому. Я пред
лагаю Ка н ту идти на контакт с теми, кто действует, а значит пе
ресмотреть как роль так и структуру суждения и признать возможно
сть логических исчислений, отвлеченных от восприятия, каковые я приводи
л в главах «математическая модель инструктивного поведения» и «х
а рактеристики стимулов» .

18 9 . Вопрос, который
правомерно задать иудео-христианскому Богу, это вопрос «как сделано?» Н
а этот вопрос мы все еще не вполне отвечаем в инструктивном повед
е нии . В инструктивном поведении мы прои
зводим предметы (портрет, экипаж) . Мы сами еще не понимаем, чт
о в инструктивном поведении мы идем на эксперимент, то есть
по д ражаем Богу. К явлению кантового мира этот вопрос неправ
омерен. Из этого следует, что неправомерен сам кантов мир, его «вещь в с
е бе». Мир это не «вещь в себе», а творение.

1 90 . Сартр в своей «Тошноте» пишет «пугающ
ие» страницы:
«Каким далеким от них я чувствую себя с вершины этого холма. Словн
о я прина д лежу к другой породе. После рабочего дня они выход
ят из своих контор, самодовольно оглядывают дома и скверы, и думают: «Это Н
АШ город, красивый буржуазный город». Им не страшно, они у себя. Воду они ви
дят только прирученную, текущую из крана, свет Ц только тот, который излу
чают лампочки, когда повернешь выключатель, деревья только гибридных, од
омашненных видов, которые опираются на подпорки. Сто раз на дню они лицез
рят доказательство того, что все работает как отлаженный механизм, все п
одчиняе т ся незыблемым и непреложным законам. Тела, брошенн
ые в пустоту, падают с одинак о вой скоростью, городской парк
каждый день закрывается зимой в шестнадцать часов, л е том в
восемнадцать; свинец плавится при температуре 335 градусов ; послед
ний трамвай отходит от ратуши в двадцать три часа пять минут. Они уравнов
ешенны, мрачноваты, они думают о Завтрашнем дне, то есть, попросту говоря, --
об очередном сегодня: у городов бывает один-единственный день Ц каждое
утро он возвращается точно таким, каким был накануне. Разве что по воскре
сеньям его стараются слегка прифрантить. Болваны! Мне противно думать, ч
то я снова увижу их тупые, самодовольные лица. Они составляют з а
коны, сочиняют популистские романы, женятся, доходят в своей глупо
сти до того, что плодят детей. А между тем великая, блуждающая природа прок
ралась в их город, прони к ла повсюду Ц в их дома, в их конторы
, в них самих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62