Если бы мы удерживали фронт еще дальше к вост
оку, я подождал бы более благоприятной ситуации, или по крайней мере того
момента, когда танки выйдут из зоны защиты своих зенитных установок, сос
редоточенных вокруг моста. После двух вылетов я меняю самолет, потому чт
о мой получил повреждения от зенитного огня. В четвертый раз я лечу назад
и вот уже пылают все двенадцать танков. Я лечу на бреющем над танком ИС, ко
торый извергает дым, но все никак не загорается.
Каждый раз перед тем как идти в атаку, я поднимаюсь на 800 метров, потому что
зениткам на такой высоте трудно в меня попасть. Оттуда я пикирую отвесно,
отчаянно бросая машину из стороны в сторону. Когда я уже недалеко от танк
а, я выравниваю машину в момент выстрела, и затем ухожу в сторону над самим
танком, следуя той же тактике уклонения, до того момента, когда я могу наб
ирать высоту снова Ц вне досягаемости зениток. Мне конечно же нужно был
о бы заходить на цель медленнее, когда мой самолет лучше управляется, но э
то было бы самоубийством. Только благодаря обширному опыту и сомнамбули
ческой уверенности в себе я способен выровнять машину на долю секунды и
поразить танк в его наиболее уязвимые места. Конечно, такие атаки никогд
а не смогли бы провести мои коллеги по той простой причине, что у них нет д
остаточного опыта.
Кровь яростно пульсирует в голове. Я знаю, что играю в кошки-мышки с судьб
ой, но этот ИС должен быть подожжен. Вновь на высоту 800 метров и вниз Ц на 60-т
онного левиафана. Он все никак не загорается! Меня душит ярость! Он должен
загореться и будет гореть!
На панельной доске мигает красный индикатор. Вдобавок и это! У одной из пу
шек заклинило затвор, в другой остался только один снаряд. Я вновь карабк
аюсь вверх. Не сумасшествие ли рисковать всем ради одного-единственного
выстрела?
На раз мой Ю-87 набирает высоту в 800 метров гораздо дольше, чем обычно, поскол
ьку сейчас я начинаю взвешивать «за» и «против». Одно мое "я" говорит: «Есл
и этот тринадцатый танк до сих пор не загорелся, не воображай, что ты сможе
шь добиться своего одним снарядом. Лети домой и пополни боеприпасы, ты по
том всегда сможешь их найти». На это мое второе "я" отвечает с горячностью:
«Возможно, не хватает всего одного снаряда чтобы помешать этому танку св
ободно катиться по Германии».
«Катиться по Германии»! Это звучит как в мелодраме. Гораздо больше русск
их танков покатятся по Германии, если ты плохо выполнишь свою работу, а ты
сейчас все провалишь, не строй иллюзий. Только сумасшедший спуститься та
к низко ради одного выстрела. Это чистое безумие!
«Сейчас ты скажешь, что ты не смог ничего сделать только потому, что это бы
л тринадцатый танк. Какая чушь Ц все эти суеверия! У тебя остался всего од
ин снаряд, так что брось эту нерешительность и приступай к делу»!
И вот я уже иду вниз с высоты 800 метров. Сосредоточься на полете, бросай само
лет из стороны в сторону, вот вновь орудия плюются в меня огнем. Вот я выра
вниваю машину… огонь… танк вспыхивает! С ликованием в сердце я проношусь
над горящим танком. Я поднимаюсь вверх по спирали… треск в двигателе и вд
руг ногу пронзает раскаленный стальной клинок. У меня чернеет перед глаз
ами, дыхание перехватывает. Но я должен продолжать полет… полет… я не дол
жен потерять сознание. Сожми зубы, ты должен побороть свою слабость. Спаз
мы боли прокатываются по всему телу.
«Эрнест, мне ногу оторвало».
«Нет, если бы оторвало, ты не мог бы говорить. У нас левое крыло горит. Тебе н
ужно садиться, в нас попали два 40 мм зенитных снаряда».
Пугающая темнота заволакивает глаза, я больше ничего не вижу.
«Скажи мне, где приземлиться. Потом вытаскивай меня быстрее, чтобы я не сг
орел заживо».
Я ничего больше не вижу, пилотирую, повинуясь одному инстинкту. Я смутно п
рипоминаю, что начинал каждую атаку с юга на север и потом повернул налев
о. Таким образом я должно быть, лечу на запад, по направлению к дому. Так про
должается несколько минут. Я не понимаю, почему крыло до сих пор еще не отв
алилось. На самом деле я лечу на северо-запад, почти параллельно русскому
фронту.
«На себя»! кричит Гадерман по интеркому и я чувствую, что медленно погруж
аюсь в какой-то туман… приятное забытье.
«Ручку на себя»! кричит вновь Гадерман Ц что это было, деревья или телефо
нные провода? Я ничего не чувствую и тяну ручку на себя только потому, что
так кричит Гадерман. Если бы только прекратилась эта жгущая боль в ноге…
и этот полет… если бы я только мог позволить себе погрузиться в этот стра
нный серый мир и в даль, которая манит меня…
«Тяни»! Вновь я автоматически налегаю на ручку, но сейчас на мгновение Га
дерман меня действительно разбудил. Я вдруг понимаю, что что-то должен сд
елать.
«Что внизу»?
«Плохо Ц кочкарник».
Но я должен идти вниз, иначе на меня снова навалится эта опасная апатия и я
потеряю контроль над своим телом. Я нажимаю на левую педаль и кричу в агон
ии. Но ведь я же был ранен в правую ногу? Я поднимаю нос самолета вверх. Толь
ко бы мы не спарашютировали. Самолет горит… Раздается глухой удар и само
лет скользит еще несколько мгновений.
Сейчас я могу отдохнуть, соскользнуть в серую даль… чудесно! Сумасшедшая
боль рывком возвращает меня в сознание. Кто-то тащит меня?… Какая земля з
десь неровная… Вот все и кончено. Наконец-то я погружаюсь в объятия тишин
ы.


***

Я прихожу в себя, все вокруг меня белого цвета… внимательные лица… едкий
запах… я лежу на операционном столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98