Я уже говорил вам до того, как мы начали запи
сь этой программы, что я впервые в 17 лет услышал пластинку с голосом, зазву
чавшим вновь. Это было прямо перед моим поступлением в первое в моей жизн
и театральное училище в городе Ярославле. И я собирался читать «Незнаком
ку» Блока, и делал это, условно хорошо, ну как, выучил и читал. И вдруг я услы
шал этот одесский бас, наверное, даже не баритон, Багрицкого, который чита
ет «Шаги командора» Блока. И какая бездна там распахнулась этой мелодии
и этой поэзии, что с тех пор я не только презираю актёрское чтение, не толь
ко не могу его слышать, затыкая уши, но и сам, когда читаю чужие стихи (своих
я, слава Богу, не пишу), я раскачиваюсь, как они, я завываю, как они, я притопты
ваю, как они, я держусь ладонью за висок, поднимаю руку и так далее. Спасибо
вам, во-первых, за это. Вообще, сам факт того, что я могу услышать Толстого, м
огу услышать Маяковского, могу услышать Бунина, могу услышать Багрицког
о, у меня от этого шевелились волосы на голове, тогда ещё шевелюра была пол
ная. Я даже не знаю, с чего попросить вас начать. Наверное, давайте с самого
начала. Как появились это чудо-техника в России, кто первый воспользовал
ся им из наших великих, и вообще, что это за наука такая, та наука, которой вы
занимаетесь? То есть, это же не архивистика в чистом виде, это звуковые ар
хивы, это то, что сохраняется, как правило, очень плохо.
Лев Шилов: Науки, пожалуй, ещё и нет. Но есть архивы, есть люди, ко
торые профессионально этим занимаются. Началось всё это, по-видимому, со
Льва Толстого, так долгое время считалось. Андроников, который собирал п
ервые пластинки, говорил о том, что Эдисон в 8-ом году подарил Толстому фон
ограф, и это была первая русская запись. Через некоторое время, довольно с
коро, выяснилось, что впервые голос писателя записывался в XIX веке в Росси
и, в 1895 году, в феврале, и это был Лев Толстой.
А.Г. Он сам себя опередил, да?
Л.Ш. Да, да. Но, по-видимому, всё-таки это была не первая запись. Ка
кая была первая запись в России на фонографе, известно, но это мало интере
сно, это был какой-то свитский генерал. Первая запись была сделана при дво
ре посланцем Эдисона. Из писателей же, может быть, одним из первых был запи
сан ещё Полонский. Известна его запись, его рука в альбоме одного из колле
кционеров, который имеет отношение к записи.
А.Г. Давайте мы сейчас пустим Льва Николаевича в студию в знаме
нитом отрывке «Не могу молчать».
Л.Ш. Давайте. Вы думаете, прямо так, без пояснений?
А.Г. Да, давайте послушаем.
(Отрывок).
А.Г. Почему не отрывок из «Анны Карениной», из «Войны и мира»? По
чему не «Кавказские хроники»? Почему не «Хаджи Мурат»? Почему публицисти
ка?
Л.Ш. Да потому что Толстой, в общем, очень честный человек, и он в
сё делает так, как на самом деле. Ему в это время были неинтересны уже ни «А
нна Каренина», ни «Хаджи Мурат», ничего. Ему было интересно и очень важно т
о, о чём он говорит.
Обычно я предваряю запись, потому что сейчас она прозвучала, а люди то ли п
оняли, то ли нет, то ли услышали, то ли нет. А надо рассказать, как это получи
лось, а получилось это вот как. Утром приносят газету в Ясную Поляну, за за
втраком Толстой разворачивает газету и читает заголовок о 20 казнях в Хер
соне. Он говорит: «Ничего себе устроили жизнь, я уверен, что в России нет че
ловека, который бы убил 20», Ц так ему казалось. А это всё делается незаметн
о. Судья там что-то выписывает, кто-то там заседает, несчастный палач веша
ет. И он был очень взволнован этой мыслью и этим заголовком. Ушёл в кабинет
, включил фонограф и начал диктовать: «Нет, это невозможно, нельзя так жить
, нельзя и нельзя. Каждый день столько смертных приговоров, столько казне
й». Если будете внимательно потом слушать эту запись, услышите. И он грасс
ирует немножко, да. То есть вы почувствуете его личность и его волнение. И
он сказал эти несколько фраз и не обратил внимания, что фонограф стоит на
самом конце, там уже было несколько записей. И ещё несколько фраз уже не за
писалось, по-видимому. Но он был так взволнован, что не в состоянии был дал
ьше диктовать. И на следующий день он продолжает эту работу уже от руки. И
очень взволнованно и напряжённо над ней работает. Так начиналась знамен
итая впоследствии статья «Не могу молчать». И само название «Не могу мол
чать» отчасти происходит из-за того, как эта работа начиналась, понимает
е? Когда это расскажешь, после этого уже по-другому будут слушать. Так что,
если хотите, повторим это, или как, я не знаю.
А.Г. Да, с удовольствием. Можно поставить ещё раз тот же самый фр
агмент?
Л.Ш. Отрывок начинается с «Нет, это невозможно, нельзя так жить
».
(Отрывок).
Л.Ш. А дальше было вот что. Эта статья была тайно переслана в ряд
газет и за рубеж, окружающие Толстого люди были очень хорошие конспирато
ры. Никто про это не знал, пока по команде в один и тот же день во многих газе
тах мира и в пяти, кажется, русских газетах она появилась. Вы знаете, какой
был шок у царского правительства? Всё просто заметались: что делать? Ну чт
о, туда, сюда. Появились статьи «Великий пакостник земли русской». А ничег
о всё равно не сделаешь. И этот слабый голос, он уже, понимаете, гремел на ве
сь мир. Вот так это произошло тогда. И Толстого эта тема очень мучила.
И сначала был вот такой огромный резонанс, но постепенно опять люди прив
ыкли, люди привыкают к самым страшным вещам, мы с вами это видим.
А.Г. Да…
Л.Ш. Как сводка о погоде, о том, столько убитых…
И поэтому через некоторое время Корней Чуковский Ц эта история продолж
ается Ц написал Репину, Толстому, Леониду Андрееву и Короленко с просьб
ой снова вернуться к теме смертных казней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115