Поль пошел по риомской дороге. Ему хотелось побыть одному, разоб-
раться в хаосе взволнованных мыслей и чувств, в том смятении, которое
охватывает нас на пороге любви.
Уже давно он бессознательно поддавался пленительному и чистому очаро-
ванию этой покинутой девочки. Он угадывал в ней милое, доброе существо,
простое, искреннее, прямодушное, и сначала чувствовал к ней жалость, ту
теплую, ласковую жалость, которую вызывает в нас женское горе. Но учас-
тились встречи, и как-то незаметно в сердце дало ростки зернышко нежнос-
ти, ведь женщина может заронить его в нас так легко, а ростки его подни-
маются так буйно. И теперь, особенно за последний час, он чувствовал,
что его заполонило и преследует ощущение ее близости, хотя ее нет с ним,
- первый признак любви.
Он шел по дороге, переполненный неотступными воспоминаниями о ее
взгляде, о звуке ее голоса, о складочке в уголках губ, расцветающих
улыбкой или скорбно опущенных в слезах, о ее походке, даже о цвете и ше-
лесте ее платья.
И он думал: "Кажется, попался! Я знаю себя. Вот досада! Лучше бы мне
вернуться в Париж. Ах, черт! Ведь это молоденькая девушка. Не могу же я
сделать ее своей любовницей!"
Потом он стал мечтать о ней, как мечтал в прошлом году о Христиане.
Да, эта девушка тоже совсем не похожа на всех женщин, какие встречались
на его пути, женщин, родившихся и выросших в городах; не похожа она и на
девушек, с детства впитавших в себя кокетство, перенявших его уловки и
от матерей, и от всех своих знакомых. В ней не было ничего деланного,
никаких ужимок, предназначенных для обольщения, ничего заученного в сло-
вах, ничего искусственного в движениях, ничего лживого во взгляде.
И она была не только нетронутым и чистым существом, но происходила из
среды почти первобытной, была истой дочерью земли и только еще вступила
в период превращения в городскую даму.
Он взвинчивал себя, стараясь подавить смутное сопротивление, минутами
поднимавшееся в нем. В памяти его возникали поэтические образы, создан-
ные Вальтером Скоттом, Диккенсом и Жорж Санд, и они еще более воспламе-
няли его воображение, вечно подстегиваемое женщиной.
Гонтран говорил о нем: "Поль? О, это норовистый конь, который мчит на
своем хребте любовь; лишь только сбросит одну, на него вскочит другая".
Бретиньи шел долго; наконец, заметив, что уже темнеет, он повернул
обратно.
Проходя мимо нового ванного заведения, он увидел, что неподалеку бро-
дят по виноградникам и обмеряют землю Андермат и оба Ориоля. По их жес-
там он понял, что у них идет горячий спор.
Час спустя Вильям Андермат вошел в гостиную, где собралась вся семья,
и сказал маркизу:
- Дорогой тесть, извещаю вас, что ваш сын Гонтран через полтора - два
месяца женится на девице Луизе Ориоль.
Маркиз де Равенель был ошеломлен.
- Гонтран?! Что вы говорите!!
- Говорю, что, с вашего согласия, Гонтран через полтора - два месяца
женится на девице Ориоль. Она будет очень богата.
Тогда маркиз сказал самым естественным тоном:
- Ах, боже мой, пусть женится, если ему так уж хочется!.. Я не возра-
жаю...
И банкир рассказал, как он сосватал Гонтрану дочку старика крестьяни-
на.
Узнав от графа, что девушка готова дать согласие, он решил, не теряя
ни минуты, вырвать согласие и у ее отца, чтобы хитрый винодел не успел
придумать еще какую-нибудь ловушку.
Банкир побежал к Ориолям и застал старика за подведением счетов: с
большим трудом он выводил цифры на засаленном клочке бумаги и складывал
их с помощью Великана, который считал по пальцам.
Андермат присел к столу и сказал:
- С удовольствием бы выпил стаканчик вашего винца.
Как только Ориоль-младший принес стаканы и полный жбан красного вина,
банкир осведомился, дома ли Луиза, попросил позвать ее и, едва она по-
дошла к нему, поднялся, отвесил глубокий поклон и произнес:
- Мадемуазель Луиза, надеюсь, вы считаете меня своим другом, которому
все можно сказать? Не правда ли? Так вот, я взял на себя очень деликат-
ное поручение, которое касается вас. Мой шурин, граф Рауль-ОливьеГонтран
де Равенель, полюбил вас (выбор его я вполне одобряю), и он поручил мне
спросить у вас в присутствии ваших родных, согласны ли вы стать его же-
ной.
Луиза, захваченная врасплох, вскинула смущенный взгляд на отца; ста-
рик Ориоль испуганно смотрел на Великана, всегдашнего своего советчика,
Великан на Андермата, а тот снова заговорил с некоторой надменностью:
- Примите во внимание, мадемуазель, что, взяв на себя это поручение,
я пообещал моему шурину принести ответ немедленно. Он прекрасно понима-
ет, что, возможно, не имел счастья понравиться вам, а в таком случае он
завтра же уедет и больше никогда не вернется в эти края. Я полагаю, вы
уже достаточно хорошо его знаете и можете смело сказать мне, ведь я
только посредник: "Да, я согласна" или "Нет, я не согласна".
Она склонила голову, вся покраснела, но твердым тоном сказала:
- Да, я согласна.
И, повернувшись, выбежала из комнаты так стремительно, что ударилась
о косяк двери.
Андермат снова сел и, без церемоний налив себе стакан вина, сказал:
- Ну, а теперь поговорим о делах.
И, как будто даже не допуская возможности малейших колебаний со сто-
роны отца, он заговорил о приданом, опираясь на то, что старик Ориоль
сообщил ему три недели тому назад. Состояние Гонтрана он определил в
триста тысяч франков плюс будущее наследство и дал понять, что если та-
кой жених, как граф де Равенель, просит руки девицы Ориоль, особы, впро-
чем, очаровательной, то уж семья ее, бесспорно, должна в знак призна-
тельности, за такую честь пойти на некоторые материальные жертвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87