- Но отчего ж ты сам не хочешь это сделать? Подумай, ты ведь скоро
будешь ее близким родственником.
- Да видишь ли... видишь ли... После того, что было между нами... Мне
неудобно. Понимаешь?
- Верно, тебе неудобно. Я сам с ней поговорю.
- Хочешь, я сейчас же устрою тебе разговор с ней наедине?
- Ну, разумеется, хочу.
- Прекрасно. Пойди погуляй минут десять, а я тем временем уведу Луизу
и Мадзелли, и, когда ты вернешься, она будет одна.
Поль Бретиньи пошел в сторону Анвальского ущелья, обдумывая, как на-
чать этот щекотливый разговор.
Он действительно застал Шарлотту одну в холодной гостиной отцовского
дома, выбеленной известкой, и, сев около нее, сказал:
- Это я, мадемуазель, попросил Гонтрана устроить мне встречу с вами
наедине.
Она посмотрела на него своим ясным взглядом.
- А для чего?
- О, конечно, не для того, чтобы угощать вас пошлыми любезностями на
итальянский лад, а чтобы поговорить с вами как искренний, преданный
друг, дать вам совет.
- Говорите.
Он начал издалека, сослался на свой жизненный опыт, указал на ее нео-
пытность, а затем в осторожных, но ясных словах рассказал ей об авантю-
ристах, которые повсюду ищут себе поживы, с профессиональной ловкостью
обирают добрых и простодушных людей, и мужчин и женщин, завладевают их
кошельками и сердцами.
Шарлотта немного побледнела и слушала его настороженно и внимательно.
- Я и понимаю и не совсем понимаю. Вы, должно быть, имеете в виду ка-
кого-то определенного человека. Кого именно?
- Доктора Мадзелли.
Она потупилась и, помолчав немного, сказала тихим, неуверенным голо-
сом:
- Вы так со мной откровенны, что и я должна отплатить вам тем же... Я
вам признаюсь, что со времени... со времени помолвки моей сестры я уж не
такая глупая, как раньше... поумнела немножко... Ну, так вот... Я и сама
догадывалась о том, что вы мне сейчас сказали, и посмеивалась втихомол-
ку... Я видела, к чему он клонит.
Она подняла голову, и в улыбке, озарившей ее личико, в хитром взгляде
и во вздернутом носике, во влажном блеске зубов, сверкнувших между при-
открытыми губами, было столько свежей, юной прелести, веселого задора,
милой шаловливости, что Бретиньи охватил бурный порыв такого же страст-
ного влечения, который бросил его год тому назад к ногам покинутой те-
перь женщины. А сердце его было полно ликующей радости: значит, она вов-
се не оказала предпочтения Мадзелли Победа досталась ему.
Он спросил:
- Так вы его не любите?
- Кого? Мадзелли?
- Да.
Она ничего не ответила, только посмотрела на него таким грустным
взглядом, что у него вся душа перевернулась, и он с мольбой спросил:
- И никого... никого не любите?
Она потупилась.
- Не знаю... Люблю тех, кто меня любит.
Он схватил обе ее руки и принялся целовать то одну, то другую в ка-
ком-то исступлении, в том сладком безумии, когда в голове человека туман
и слова, срывающиеся с уст, подсказывает ему не разум, куда-то вдруг ис-
чезнувший, а взбудораженные чувства. И между поцелуями он лепетал:
- Шарлотта... маленькая моя... Так ведь это я... я люблю вас.
Она вырвала одну руку и, закрывая ему рот, испуган но зашептала:
- Молчите... Не надо... Молчите... Прошу вас. Мне будет так больно,
если и это ложь.
Она встала, встал и он и, сжав ее в объятиях, крепко поцеловал в гу-
бы.
Внезапно раздался какой-то шум, они отпрянули друг от друга, - в ком-
нату вошел старик Ориоль и с ужасом уставился на них. Вдруг он закричал:
- Ах, пррроклятый!.. пррроклятый!.. Пес пррроклятый!
Шарлотта убежала. Мужчины остались одни, лицом к лицу. Прошло нес-
колько секунд тяжелого молчания, потом Поль попытался объясниться:
- Ах, боже мой... Я, конечно, виноват. Я повел себя, как...
Но старик его не слушал. Распалившись гневом, он двинулся на Поля и,
сжимая кулаки, рычал:
- Ах, пррроклятый!.. Черррт прроклятый!..
И, подойдя к Полю вплотную, схватил его за шиворот жилистыми мужицки-
ми руками. Но Поль, такой же рослый и превосходивший овернца силой и
ловкостью спортсмена, отбросил его плечом и, прижав к стене, сказал:
- Послушайте, дядюшка Ориоль. Не стоит нам драться. Лучше давайте до-
говоримся. Ну, я поцеловал вашу дочь. Это правда. Даю честное слово, в
первый раз поцеловал. И даю честное слово, что хочу на ней жениться.
Жажда физической расправы стихла в старике от увесистого толчка про-
тивника, но гнев его не остыл, и он, заикаясь, бормотал:
- Ага, вот оно как! Приманил девку, да еще деньги ему подавай. Жулики
пррроклятые!..
И все, что накипело у него на сердце, вырвалось в потоке многословных
горьких жалоб. Он не мог утешиться, что обещал дать за старшей дочерью
виноградники, что они попадут в руки парижан. Он уже догадывался теперь,
что Гонтран нищий, что Андермат надул его, и, забывая о нежданном бо-
гатстве, которое принес ему банкир, изливал теперь свою желчь и затаен-
ную ненависть к этим злодеям, из-за которых он теперь все ночи глаз не
смыкает.
Можно было подумать, что Андермат со всей своей родней, со всеми
друзьями-приятелями каждую ночь приходят грабить его, крадут его виног-
радники, его дочерей, его минеральные источники.
Он бросал в лицо Поля Бретиньи злобные упреки, обвинял этого парижа-
нина в коварных намерениях завладеть его добром, обзывал его мошенником,
кричал, что он хочет жениться на Шарлотте только затем, чтобы заполучить
ее землю.
Бретиньи, потеряв наконец терпение, закричал:
- Ах ты старый осел! Да я богаче тебя. Я еще тебе самому могу дать
денег!
Старик умолк, выслушав это недоверчиво, но внимательно, потом опять
принялся обвинять и жаловаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87