Это бывшее учреждение переоборудовали под квартиру д
ля отца только потому, что его кабинет Ц официал ьный кабинет председат
еля совета министров и первого секретаря ЦК Ц помещался в этом же здани
и на втором этаже, и оттуда ему было очень удобно спуститься вниз и попаст
ь прямо «домой», обедать. А после обеда, продолжавшегося обычно часов с ше
сти-семи вечера до одиннадцати-двенадцати ночи, он садился в машину и уез
жал на Ближнюю дачу. А на следующий день, часам к двум-трем, приезжал опять
к себе в кабинет в ЦК. Такой распорядок жизни он поддерживал до самой войн
ы. Нас, детей, он видел на квартире во время обеда; тут он и спрашивал об учеб
е, проверял мои отметки в дневнике, иногда просил показать тетради. Вплот
ь до самой воины, как это полагается делать всем родителям, он сам подписы
вал мой школьный дневник, а также дневник брата (пока тот не ушел в 1939 году в
авиационную спецшколу). Всё же мы виделись тогда часто, почти каждый день.
Еще продолжались летние поездки в Сочи, куда брали и нас. Еще приходили по
видать отца дедушка, бабушка, дядя Павлуша с женой, Реденсы, Сванидзе. Все
вместе ездили к отцу на Ближнюю справлять чьи-то дни рождения или Новый г
од. Вместе отдыхали все в Сочи. Но все катастрофически переменилось изну
три. В самом отце что-то сломалось. И изменился дом. В доме постепенно, не ср
азу, но примерно к 1938-му году не осталось, кроме моей няни, никого из тех люде
й, которых нашла в свое время мама, которые любили ее, уважали, не забывали
и старались насколько возможно следовать установленному ею порядку. Но
с каждым годом они все куда-то постепенно исчезали. Однажды, вернувшись к
сентябрю, к школьным занятиям, я не застала Елизавету Леонидовну, нашу ст
арую повариху. Она была полная, суровая царственная женщина со старомодн
ой прической, Ц настоящая императрица Екатерина Великая. Ее выжили. Пот
ом выжили Таню, женщину поразительно некрасивую, похожую на гренадера, н
о очень славную и веселую, которая таскала тяжелые подносы с посудой. И, на
конец, ушла наша экономка, Каролина Васильевна. Это был уже 1937 год; сказалос
ь и то, что она «из немок», и хотя она лет десять прослужила у нас и была почт
и что члено м семьи, ей тоже было указано на дверь. Сменился весь персонал
и в Зубалове, а на даче у отца вообще были какие-то новые, неведомые мне люд
и. А главное Ц сменилась вся система хозяйства в доме. Раньше мама сама на
бирала откуда-то людей, понравившихся ей своими человеческими качества
ми. Теперь же все в доме было поставлено на казенный государственный сче
т. Сразу же колоссально вырос сам штат обслуживающего персонала или «обс
луги» (как его называли, в отличие от прежней, «буржуазной», прислуги). Поя
вились на каждой даче коменданты, штат охраны (со своим особым начальник
ом), два повара, чтобы сменяли один другого и работали ежедневно, двойной ш
тат подавальщиц, уборщиц Ц тоже для смены. Все эти люди набирались специ
альным отделом кадров, Ц естественно, по условиям, какие ставил этот отд
ел, Ц и, попав в «обслугу», становились «сотрудниками» МГБ (тогда еще ГПУ).
С моей няней начальству было трудно Ц она выглядела белой вороной среди
всего этого казенного люда. И ее тоже решили выжить. В 1939-м году, когда косил
о всех направо и налево, досужий кадровик раскопал, что муж моей няни, с ко
торым она рассталась в годы первой мировой войны, до революции служил пи
сарем в полиции. Батюшки мои! Доложили отцу, что она «ненадежный» человек,
что де и сын ее общается Бог весть с кем. Отцу некогда было вникать, он счит
ал, что вникать в эти дела досконально должны люди, специально этим заним
ающиеся, а ему должны показывать уже «готовый материал». Я, услышав, что ня
ню собираются выгонять, заревела. Отец не переносил слез, Ц и, может быть,
шевельнулся в нем какой-то здравый протест против бессмыслицы, Ц он вдр
уг рассердился и потребовал, чтобы няню мою оставили в покое. И была она чл
еном нашей семьи в общем тридцать лет Ц с 1926 по 1956 год Ц до самой своей смер
ти на семьдесят первом году жизни. О ней я расскажу отдельно, ее биография
заслуживает того. Казенный «штат обслуги» разрастался вширь с невероят
ной интенсивностью. Это происходило совсем не только в одном нашем доме,
но во всех домах членов правительства, во всяком случа е, членов Политбюр
о. Правда, нигде так не властвовал казенный, полувоенный дух, ни один дом н
е был в такой полной степени подведомствен ГПУ Ц НКВД Ц МГБ, как наш, пот
ому что у нас отсутствовала хозяйка дома, а у других присутствие ее неско
лько смягчало и сдерживало казенщину. Но, по существу, система была везде
одинаковая: полная зависимость от казенных средств и государственных с
лужащих, державших весь дом и его обитателей под надзором своего неусыпн
ого ока. Возникнув где-то в начале тридцатых годов, эта система все более
укреплялась и расширялась в своих масштабах и правах, и лишь с уничтожен
ием Берии, наконец, ЦК признал необходимым поставить МГБ на свое место: то
лько тогда все стали жить иначе и вздохнули свободно Ц члены правительс
тва точно так же, как и все простые люди. Из нашего Зубалова были изгнаны с
лавные девушки (подавальщицы) Ц рослая, здоровенная Клавдия и тоненькая
Зина. Появились новые лица, в том числе и молоденькая курносая Валечка, ро
т которой целый день не закрывался от веселого, звонкого смеха. Проработ
ав в Зубалове года три, она была переведена на дачу отца в Кунцево, и остав
алась там до его смерти, став позже экономкой (или, как было принято говори
ть Ц «сестрой-хозяйкой»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67