Она была очень набожна
и мечтала о том, чтобы ее сын стал священником. Она осталась религиозной д
о последних своих дней и, когда отец навестил ее, незадолго до ее смерти, с
казала ему: «А жаль, что ты так и не стал священником»… Он повторял эти ее с
лова с восхищением; ему нравилось ее пренебрежение к тому, чего он достиг
Ц к земной славе, к суете… Она так и не захотела покинуть Грузию и приехат
ь жить в Москву, хотя отец звал ее, и мама тоже. Ей был не нужен столичный укл
ад жизни, она продолжала свою тихую, скромную жизнь простой набожной ста
рухи. Умерла она в 1936 году около восьмидесяти лет. Отец очень огорчался, и ч
асто говорил о ней позже. Но он был плохим, невнимательным сыном, как и отц
ом, и мужем… Все его существо целиком было посвящено другому, Ц политике
, борьбе, Ц поэтому чужие люди всегда были для него важнее и значительнее
близких.
Отец обычно не допекал меня нотациями или какими-нибудь нудными придирк
ами. Его родительское руководство было самым общим Ц хорошо учиться, бо
льше бывать на воздухе, никакой роскоши, никакого баловства, Иногда он пр
оявлял по отношению ко мне какие-то самодурские причуды. Однажды, когда м
не было лет десять, в Сочи, отец, поглядев на меня (я была довольно «крупным
ребенком») вдруг сказал: «Ты что это, голая ходишь?» Я не понимала в чем дел
о. «Вот, вот!» Ц указал он на длину моего платья Ц оно было выше колен, как
и полагалось в моем возрасте. «Черт знает что!» Ц сердился отец, Ц «а это
что такое?» Мои детские трусики тоже его разозлили. «Безобразие! Физкуль
турницы!» раздражался он все больше Ц «ходят все голые!» Затем он отправ
ился в свою комнату и вынес оттуда две своих нижних рубашки из батиста. «И
дем!» Ц сказал он мне. «Вот, няня» Ц сказал он моей няне, на лице которой не
отразилось удивления Ц «вот, сшейте ей сами шаровары, чтобы закрывали к
олени; а платье должно быть ниже колен!» Ц «Да, да!» Ц с готовностью ответ
ила моя няня, вовек не спорившая со своими хозяевами. Ц «Папа!» Ц взмоли
лась я, Ц «да ведь так сейчас никто не носит!» Но это был для него совсем не
резон… И мне сшили дурацкие длинные шаровары и длинное платье, закрывав
шее коленки Ц и все это я надевала только, идя к отцу. Потом я постепенно у
корачивала платье, Ц он не замечал, потому что ему было уже совсем не до т
ого. И вскоре я вернулась к обычной одежде… Но он не раз еще доводил меня д
о слез придирками к моей одежде: то вдруг ругал, почему я ношу летом носки,
а не чулки, Ц «ходишь опять с голыми ногами!» То требовал, чтобы платье бы
ло не в талию, а широким балахоном. То сдирал с моей головы берет Ц «Что эт
о за блин? Не можешь завести себе шляпы получше?» И сколько я ни уверяла, чт
о все девочки носят береты, он был неумолим, пока это не проходило у него, и
он не забывал сам. Позже я узнала от Александры Николаевны Накашидзе. что
старики в Грузии не переносят коротких платьев, коротких рукавов и носок
. Даже став взрослой, идя к отцу, я всегда должна была думать, не слишком ли я
рко я одета, так как неминуемо получила бы от него замечание. «На кого ты п
охожа?!» Ц произносил он иногда, не стесняясь присутствующих. Быть может,
его раздражало, что я не походила внешне на маму, а долго оставалась неукл
южим подростком «спортивного типа». Чего-то ему во мне не хватало, в моей
внешности. А вскоре и внутренний мой мир начал его раздражать. Когда нача
лась война, прекратились и эти редкие встречи с отцом, и для нас с ним наст
ало полное отчуждение. А после войны мы не сблизились снова. Я выросла, и м
ои детские игры и забавы, развлекавшие отца, остались в далеком прошлом.


14

Когда в 1941 разразилась война, старший брат мой Яша отправился на фронт уже
23 июня, вместе со своей батареей, вместе со всем выпуском своей Академии
Московская
артиллерийская академия имени Фрунзе.
. Они только что закончили Академию, как раз к началу войны. Он не сде
лал попытки использовать какую-нибудь, хоть самую малейшую возможность
избежать опасности Ц хотя бы поехать не в самое пекло (в Белоруссию), или,
может быть, отправиться куда-нибудь в тыл, или остаться где-нибудь при шт
абе. Подобное поведение было исключено для него всем его характером, все
м укладом его честной, порядочной и строгой жизни. И, так как отец относилс
я к нему незаслуженно холодно, Ц а это было всем известно, Ц то никто из в
ысших военных чинов не стал оказывать ему протекцию, зная, что это встрет
ило бы только ярость отца.
Не знаю, почему Яша сделался профессиональным военным. Он был глубоко ми
рный человек Ц мягкий, немного медлительный, очень спокойный, но внутре
нне твердый и убежденный. Он был похож на отца миндалевидным, кавказским
разрезом глаз, и больше ничем… Больше он походил на свою мать, Екатерину С
ванидзе, умершую, когда ему было два года. Это сходство бросается в глаза и
на портретах. Очевидно, и характер достался ему от нее Ц он не был ни чест
олюбив, ни властолюбив, ни резок, ни одержим. Не было в нем противоречивых
качеств, взаимоисключающих стремлений; не было в нем и каких-либо блестя
щих способностей; он был скромен, прост, очень трудолюбив и трудоспособе
н, и очаровательно спокоен. Я видела лишь раз или два, что он может и взорва
ться Ц внутренний жар был в нем; это происходило всегда из-за Василия, из-
за привычки последнего сквернословить в моем присутствии и вообще при ж
енщинах, и при ком угодно. Яша этого не выдерживал, набрасывался на Васили
я как лев, и начиналась рукопашная. Яша жил в Тбилиси довольно долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67