И сам отец бы
л так далеко, так невероятно далеко от меня… Это были лишь попытки сомнен
ий. Осенью 1941 года в Куйбышеве было подготовлено жилье и для отца. Ждали, чт
о он сюда приедет. Отремонтировали несколько дач на берегу Волги, выстро
или под землей колоссальные бомбоубежища. В городе для него отвели бывше
е здание обкома, устроили там такие же пустынные комнаты со столами и див
анами, какие были у него в Москве. Все это ожидало его напрасно целую зиму.
Наконец, в июне 1942 года, Галя с ребенком, Александра Николаевна, няня и я вер
нулись в Москву, откуда я решила ни за что больше не уезжать. В Москве нас о
горчили: осень ю было взорвано наше дорогое Зубалово, так как ждали, что во
т-вот подойдут немцы. Мы поехали посмотреть. Стояли ужасные глыбы толсты
х, старых стен, но строили уже новый, упрощенный вариант дома, непохожий на
старый, Ц что-то было безвозвратно утрачено. Мы поселились пока что во ф
лигеле, а к октябрю перебрались в только что отстроенный, несуразный, вык
рашенный «для маскировки» в темно-зеленый цвет, дом. Бог знает, как он теп
ерь выглядел: уродливый, с наполовину усеченной башней, с обрезанными те
ррасами. Там мы все и разместились: Галя с ребенком, Василий, Гуля Ц Яшина
дочка со своей няней, я Ц со своей, Анна Сергеевна с сыновьями. Жизнь в Зуб
алове была в ту зиму 1942 и 1943 года необычной и неприятной… В дом вошел неведом
ый ему до этой поры дух пьяного разгула. К Василию приезжали гости: спортс
мены, актеры, его друзья-летчики, и постоянно устраивались обильные возл
ияния, гремела радиола. Шло веселье, как будто не было войны. И вместе с тем
было предельно скучно, Ц ни одного лица, с кем бы всерьез поговорить, ну х
отя бы о том, что происходит в мире, в стране, и у себя в душе… В нашем доме вс
егда было скучно, я привыкла к изоляции, к одиночеству. Но если раньше было
скучно и тихо, теперь было скучно и шумно. Осенью 1942 года в Москву приезжал
Уинстон Черчилль. Как-то раз Александра Николаевна Накашидзе, позвонила
мне и сказала, что надо приехать в город, потому что вечером Черчилль буде
т у нас обедать и отец велел мне быть дома. Я поехала, думая о том, прилично л
и сказать несколько слов по-английски Ц или уж лучше помалкивать. Кварт
ира наша была пуста и неуютна, В столовой у отца стояли пустые книжные шка
фы, Ц библиотеку вывезли в Куйбышев. Домашние суетились, кто-то звонил и
з МИД'а с рекомендациями, как надо принять иностранцев. Наконец, все гости
прошли по коридору в столовую, и я отправилась туда же. Отец был чрезвычай
но радушен. Он был в том самом гостеприимном и любезном расположении дух
а, которое очаровывало всех. Он сказал: «Это моя дочь!» и добавил, потрепав
меня рукой по голове: «Рыжая!». Уинстон Черчилль заулыбался и заметил, что
он тоже в молодости был рыжим, а теперь вот Ц он ткнул сигарой себе в голо
ву… Потом он сказал, что его дочь служит в королевских военно-воздушных с
илах. Я понимала его, но смущалась что-либо произносить. Со мной было поко
нчено, разговор пошел по другому руслу Ц о пушках, самолетах… Я почти все
понимала еще до того, как переводчик В. Н. Павлов стал переводить. Но мне не
дали слушать долго, Ц отец меня поцеловал и сказал, что я могу идти заним
аться своими делами. Почему ему захотелось показать меня Черчиллю, мне т
огда не было понятно. А, впрочем, теперь мне это понятно, Ц ему хотелось, хо
ть немного выглядеть обыкновенным человеком. Черчилль был ему симпатич
ен, это было заметно. С октября я начала учиться в десятом классе. Учителя
были наши старые, довоенные; ученики наполовину разъехались, было много
незнакомых. В школе было холодно. Но уроки Анны Алексеевны Яснопольской,
Ц лучшей в Москве преподавательницы литературы, Ц согревали и сердце
и ум. В ту зиму программа у нас была обширна: сначала Гете и Шиллер, потом Ц
Чехов, Горький, и поэзия Ц от акмеистов до Маяковского и Есенина, советск
ая литература… Я жила тогда в мире искусства Ц музыки, литературы, живоп
иси Ц которой только начала интересоваться и о которой Анна Алексеевна
тоже нам рассказывала. Мы все тогда упивались стихами и героикой… «Как э
то было! Как совпало, Ц Война, беда, мечта и юность… Как это все во мне запа
ло И только позже лишь очнулось!» Ц говорил о том времени Давид Самойлов,
в чудном своем стихотворении «Сороковые, роковые….» В ту же зиму 1942-43 года я
познакомилась с человеком, из-за которого навсегда испортились мои отно
шения с отцом, Ц с Алексеем Яковлевичем Каплером.

16

Алексей Яковлевич Каплер живет сейчас в Москве, учит молодых специалист
ов в Институте кинематографии, пишет киносценарии, проводит семинары, он
Ц признанный старый мастер кинематографа… Жизнь его после десяти лет с
сылки и лагерей вошла в свою нормальную колею, как жизнь многих, уцелевши
х и выживших после ударов судьбы. Всего лишь какие-то считанные часы пров
ели мы вместе зимой 1942-43 года, да потом, через одиннадцать лет, такие же счит
анные часы в 1956 году Ц вот и все… Мимолетные встречи сорокалетнего челов
ека с «гимназисткой» и недолгое их продолжение потом Ц стоит ли вообще
много говорить и думать об этом? Василий привез Каплера к нам в Зубалово в
конце октября 1942 года. Был задуман новый фильм о летчиках, и Василий взялся
его консультировать. Он познакомился тогда для этой цели также с Р. Карме
ном, М. Слуцким, К. Симоновым, Б. Войтеховым, но, кажется, дальше шумных засто
лий дело не двинулось. В первый момент мы оба, кажется, не произвели друг н
а друга никакого впечатления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67