..
Боже, неужели она это сделала?..
Неужели она застрелила его?..
Скарлетт, подняв револьвер и бесцельно повертев его в руках, словно пытаясь таким образом убедиться, что совсем недавно это оружие было в ее руках, положила его на стол и тяжело опустилась в кресло...
Да, это не сон, это не кошмар - все, что случилось с ней несколько часов назад, вновь и вновь предстало перед глазами...
Маленький зверек с острой усатой мордочкой, стоящий на задних лапках в позе угрозы...
Злобное шипение...
А, вот и пистолет... Скарлетт стреляет, стреляет, она знает, что теперь, когда Ретт выбрал этого горностая, ей больше ничего другого не осталось...
Запах горелого мяса, пороховая гарь, ее руку отбрасывает назад...
Почему-то вкус крови на губах, во рту...
И - какое-то страшное кровавое месиво под шкафом...
Она убила его?..
Ведь действительно убила?..
Тогда откуда же этот странный писк?..
О, Боже...
Скарлетт прекрасно понимала, что должна подойти к шкафу, не спеша, подавляя в себе безотчетное волнение, и, наклонясь, убедиться, что горностай мертв...
Она сейчас так и сделает... Но что это?..
Боже! - руки и ноги не слушаются ее, будто бы они принадлежат не ей, а кому-то другому... Она двигается, точно во сне, как в каком-то подводном мире... Нет, этого просто не может быть...
Хотя...
Чего бояться - мертвого зверька?.. Разве она никогда не видела на улице кошку или собаку, задавленную автомобилем?.. Разве она в своей жизни, такой долгой, никогда не видела смерть?..
Страшным усилием воли Скарлетт заставила себя подойти к шкафу, взять со стола лампу и поставить ее на пол. Она посмотрела туда, в угол...
Да, Флинт был мертв.
Кровь зверька уже потемнела и запеклась, из ярко-алой она превратилась в какую-то, темно-коричневую... Так, во всяком случае, казалось ей при свете этой настольной лампы...
Скарлетт поставила лампу на место и, не оборачиваясь, несмело пошла к двери...
«Он мертв, он мертв, - все время убеждала Скарлетт саму себя, - я разрядила в этого грызуна весь барабан с патронами, я не могла промахнуться, я видела его кровь, запекшуюся на темной шкурке... Да, он мертв, я знаю это наверняка...»
Тогда откуда же этот странный писк?..
О, Боже, наверное это просто какая-то галлюцинация, наверное, она просто сошла с ума...
И, не находя в себе сил еще раз обернуться, Скарлетт тихо вышла из кабинета и, не закрывая за собой дверь, из последних сил дошла до спальни и в полнейшем изнеможении повалилась на кровать...
Ей казалось, что перед глазами плывут какие-то радужные пятна, она хотела остановить их, зацепиться за что-нибудь, она хотела вызвать из сознания какой-нибудь милый ее сердцу образ...
Но этого ей никак не удавалось - всякий раз, когда она пыталась это сделать, перед ее глазами появлялось или лицо Ретта Батлера, или перепачканная запекшейся темно-коричневой кровью шерстка горностая...
И Скарлетт впала в полное забытье...
Дойдя до ворот дома, где жил Джонатан Коллинз, Ретт остановился...
В нем боролись два противоположных чувства - с одной стороны он понимал, что все это время поступал со Скарлетт неоправданно жестоко, бесцельно унижая ее, он разбивал сердце этой беззаветно любившей его женщины, утверждая, что та ему больше не нужна...
А с другой стороны - явная обида; Ретт, поняв, что она застрелила-таки горностая, не хотел идти домой, он не хотел не то, чтобы беседовать со Скарлетт, но и даже смотреть на нее...
Надо было куда-нибудь пойти, разрядиться за душевной беседой...
И Ретт, стараясь подавить запоздалые угрызения совести, решил, что будет лучше, если этот вечер он проведет в обществе отставного полковника... Тем более, что он был уверен - сэр Джонатан примет его с распростертыми объятьями...
«Это - как раз тот человек, который мне теперь нужен, - подумал Ретт, - спокойная беседа, приятные воспоминания...»
Ретт позвонил в колокольчик, висевший у входной двери... Да, мистер Коллинз действительно был крепким орешком в отношении всего, что касалось «технического прогресса»; наверное, такой вот старомодный колокольчик был единственным не только на Телеграфном холме, но и во всем Сан-Франциско...
Дверь открыл чернокожий камердинер отставного полковника, Симон...
- Добрый вечер, сэр, - поприветствовал он гостя. - Вы, наверное, к полковнику?..
Симон был бывшим денщиком Коллинза, они провоевали вместе и Гражданскую войну, и Мексиканскую кампанию, и войну с Испанией 1896 года...
Джонатан когда-то с легкой улыбкой рассказал Батлеру, что Симон, который никак не мог смириться с тем, что его хозяин вышел на покой, до сих пор называет его «господин полковник», до сих пор надеется, что в случае какой-нибудь войны неблагодарное американское правительство обязательно вспомнит о мистере Коллинзе и призовет его под военные знамена...
Джонатан тогда еще сказал: «Такими беззаветно преданными могут быть или черные слуги с Юга, или любящие белые женщины...»
Тогда Ретт как-то не обратил внимания на эти парадоксальные аналогии мистера Коллинза, но теперь, увидев Симона и услышав «Господин полковник», он сразу же вспомнил слова своего соседа...
А с лестницы уже спускался и сам мистер Коллинз - подагрические тонкие ножки его при каждом шаге как-то странно подгибались...
Заметив вечернего гостя, он улыбнулся.
- Добрый вечер...
Ретт с полуулыбкой кивнул.
- Здравствуйте, полковник... Давно не видел вас... Извините, что не мог найти возможности нанести вам визит раньше и в более удобное время...
Полковник заулыбался.
- Ничего, ничего... Мы ведь все-таки соседи, а потому можем заходить друг к другу запросто, без каких-либо церемоний... Вы ведь не обиделись бы, если бы я зашел к вам в точно такое же время?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156