Почему тебе одной удалось избегнуть общей участи, что за капли
закапываешь ты в глаза, дай мне адрес твоего врача, выведи меня из этого уз
илища, хотя, если вдуматься, и не было в этом отчуждении ничего неожиданно
го, потому что сейчас уже все равно, в смерти все одинаково слепы. Но и впра
вду нельзя было дальше оставаться в таком положении, даже защититься неч
ем, потому что и железяки остались у двери в третью палату, а кулаками не м
ного навоюешь. Под водительством жены доктора убитых вынесли на крыльцо
и на лунном свету, под млечной белизной небесного тела, оставили их тела, б
елые снаружи, черные наконец-то внутри. Разойдемся все по своим палатам, с
казал старик с черной повязкой, потом посмотрим, что тут можно будет пред
принять. И никто не обратил внимание на то, сколь безумны эти слова. Слепцы
не стали делиться по принадлежности и происхождению, встретились и позн
акомились по дороге, одни пошли в левое крыло, другие Ц в правое, и вот туд
а вместе пришли жена доктора и та, что сказала: Куда ты, туда и я, но не эта мы
сль сидела сейчас у нее в голове, а совсем противоположная, но говорить об
этом она не хотела, ибо не все клятвы исполняются Ц когда по душевной сла
бости, а когда и под воздействием высшей силы, которую мы порой забываем п
ринять в расчет.
Минул час, луна уже высоко, голод и страх отгоняют сон, и никто в палатах не
спит. Но дело не только в том, что есть хочется и страшно. Еще, быть может, не
улеглось возбуждение от недавнего боя, пусть и проигранного вчистую и с
такими ужасными потерями, или в воздухе что-то такое, не определимое слов
ами, но слепцов снедает беспокойство. Никто не осмеливается выйти в кори
дор, и внутренность каждой палаты поразительно напоминает улей, где жужж
ат одни трутни, есть такие поразительно неосновательные существа, как из
вестно, мало приспособленные к соблюдению порядка, к исполнению хоть как
ого-никакого устава, ни в малейшей степени не задумывающиеся о будущем, х
отя в отношении слепцов, людей, и без того обиженных судьбой, несправедли
во было бы применять понятия трутень или паразит, ибо на чем им тут парази
тировать, за счет каких рабочих пчел жить, смешно, ей-богу, и вообще поакку
ратней бы надо со сравнениями, больно уж легко слетают они с языка. Впроче
м, нет правила без исключения, что в очередной раз нашло себе подтвержден
ие и здесь, в лице некой женщины, которая, чуть только успев войти к себе в п
алату, вторую в правом крыле, принялась рыться в своем тряпье и рылась до т
ех пор, пока не отыскала какой-то маленький предмет, а отыскав, зажала его
в ладони, как бы для того, чтобы спрятать от посторонних глаз, давние привы
чки, дело известное, держатся прочно, даже когда приходит такой день и час
, когда мы считаем, что их и вовсе уже нет. Но и здесь, где полагалось бы всем
быть за одного, а одному за всех, видели мы, как сильные жестоко вырывают х
леб изо рта у слабых, а вот теперь увидим и эту женщину, которая пронесла с
юда в сумочке зажигалку, умудрилась не потерять ее во всей этой свалке и н
еразберихе, и уж так она над нею дрожит, так трясется, словно это непременн
ое условие ее выживания, и не подумает даже, не вспомнит, что, быть может, кт
о-то из ее товарищей по несчастью сберег последнюю сигаретку, а покурить
не может, потому что, сколько ни спрашивай: Огонька не найдется, Ц огоньк
а не найдется. И теперь уж никогда. Женщина вышла, не сказав ни слова, ни про
щайте, ни пока, и вот проходит она пустым коридором, мимо дверей в первую п
алату, и никто там не заметил ее, вот пересекает вестибюль, где лунный свет
очертил и расцветил стоящую на каменных плитах упаковку молока, а женщи
на уже в левом крыле, и опять коридор, но путь ей лежит в самую его глубину, в
дальний его конец, прямо иди, не заблудишься. Да и потом, она слышит голоса,
идет на их зов, не верьте, никто ее не зовет, это, так сказать, фигура речи, до
носится до нее лишь гвалт и гомон в последней палате, где бандиты сладко п
ьют и вкусно едят по случаю победы, уж простите намеренное преувеличение
, не будем забывать, что все на свете относительно, просто едят и пьют, что е
сть, и, конечно, всем прочим очень бы хотелось разделить с ними трапезу, но
в данном случае и око не видит, и зуб неймет, между ними и пиршественным ст
олом восемь кроватей и заряженный пистолет. Женщина стоит на коленях у д
вери, перегороженной этими самыми кроватями, и потихоньку подтягивает к
себе одеяло с самой нижней, потом со следующей, потом с третьей, а выше ей н
е дотянуться, но это уже не важно, бикфордовы шнуры протянуты, остается то
лько огонь поднести. Она еще помнит, куда покрутить колесико, чтобы пламя
стало длинным, ну и вот он, маленький клинок огня, подрагивает, как острие
ножниц. Она начинает сверху, пламя усердно лижет грязную ткань, и та након
ец занялась, затлела, теперь среднюю, теперь нижнюю, и женщина чувствует п
отрескиванье и запах паленого волоса, надо бы поосторожней, она здесь за
тем, чтобы разжечь этот костер, а не взойти на него, он уготован другим, и сл
ышит доносящиеся изнутри крики, и в этот миг подумала: А если у них есть во
да, а если сумеют потушить, и заползла под нижнюю койку, повела зажигалкой
вдоль всего матраса, вдоль и поперек, здесь и там, и очажки пламени вдруг с
тали расти и множиться, и сливаться воедино, превращаясь в сплошную огне
нную завесу, еще пронеслась по ней бесполезная струя воды, обрушилась на
женщину, но поздно, ибо она теперь, чтобы веселей горело, подкинула в косте
рок собственное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108