Тут везде патрули, как на
военной базе. Надо уходить отсюда, Стас Зиновьевич. Вы - как?
- Удовлетворительно, - ответил он, прислушиваясь к зудению в
висках... и в правом ухе... и к буханью перевозбужденного сердца... и к
тошноте, накатывающей после каждой экстрасистолы... Потом он спустил ноги
с постели. Кровать-каталка была высокая, ноги не доставали до полу.
Выяснилось тут же, что на нем - фланелевые кальсоны... портки -
грязно-сиреневого цвета. Самораспахивающаяся ширинка без пуговиц. Рубаха с
завязочками у воротника. Серая. Но чистая. И грязно-сиреневая пижамная
куртка на спинке кровати.
- Ч-черт. Куда я пойду в таком виде? Где мои шмотки, ты не знаешь?
Иван ответил - медленно, словно подбирая слова:
- Я знаю, где ваши шмотки. Но туда теперь мне не прорваться. Они там
меня ищут. Лучше мне там не показываться.
- Ты что-нибудь натворил?
- Да. Они меня ищут. Давайте уходить, Стас Зиновьевич. Потихонечку. В
другую сторону. Где они меня не ищут.
Он смотрел на Ивана, борясь с сильнейшим желанием устроить допрос с
пристрастием, и немедленно. На Иване почему-то был маск-комбинезон цвета
осеннего листа. На макушке - десантный малиновый берет. Правая щека
расцарапана, и глубокий порез сочился - на тыльной стороне левой ладони...
А у себя на ногах он вдруг обнаружил - тапочки. Черные, без задников.
Основательно стоптанные. Он, оказывается, лежал под одеялом в тапочках...
Абсурд нарастал. Абсурд уже громоздился на абсурд. Было несколько
вариантов: как все объяснить и что делать дальше. Ни один из них никуда не
годился. Каждый был сейчас - опасной потерей темпа. Нельзя разбираться,
находясь в окружении. Нельзя ставить условия, находясь под шахом. Этот
ополоумевший генерал явно приготовился идти ва-банк. Он не намерен
разбираться, и торговаться ему - поздно... Ивана пришибут из автомата
(слишком уж он шустрый), а меня напичкают химией - впредь до рассмотрения.
Вот и вся будет разборка... Надо уходить отсюда, а уже потом диктовать
условия или хотя бы задавать вопросы. Беда в том, однако, что и генерал
это тоже понимает и так же хорошо.
- Ты знаешь, как уйти?
- Да.
- Откуда?
- Времени зря не терял.
- Учти, я не умею быть невидимым. Из меня ниндзя - никакой.
- А вам и не понадобится. Вы - больной человек. Идете себе в сортир.
- А если кто-нибудь встретится?
- Идите себе дальше, а я его уговорю.
Он глубоко вздохнул перед предстоящим усилием и, задерживая дыхание,
слез с кровати. Ноги - держали. Звон в ухе прекратился, только сердце
продолжало бухать и подскакивать, как плохо отрегулированный движок.
Иван подставил плечо и ловко обхватил его за талию. От него пахло
казармой. Чужой запах. Запах, взятый в качестве трофея...
- Иваниндзя, - сказал он ему с нежностью. - Мы тут с тобой
основательно влипли. Ты хоть понимаешь, что происходит?
- Ни хрена не понимаю, - сказал Иван. Они медленно, стараясь шагать в
ногу двинулись к выходу. - Но я чую, что это - поганое место. Вы Динару
Алексеевну видели? В толпе этой?.. Заметили?
Он не стал отвечать. Его снова замутило при одном только
воспоминании... Как они плакали! Как они любили друг друга и как боялись
потерять! И теряли. Все время теряли. Они все были - одноразового
использования...
- Ничего, - сказал Иван, не дождавшись ответа. - Мы от них уйдем, это
я вам гарантирую. А потом уж вы с ними разберетесь...
Оптимизм, подумал он, старательно передвигая ноги. Главное и
единственное оружие побежденных.
- Они тут колбасу делают из человечины, - сказал он вслух. - Они нас
не выпустят. Считай, мы уже погибли. Знаешь, как мы с тобой погибли? Мы с
тобой... и с Майклом, конечно, и с Костей... мы в засаду попали к
вору-злодею Гешке Вакулину и в засаде - геройски погибли...
- Да имел я их всех одну тысячу раз! - возразил Иван. - Да вы же им
всем башки разнесете. В крайнем случае.
- Неужели ты в это веришь? Брось. Глупости все это. Просто - везуха.
Которая всегда, рано или поздно, но кончается...
Они были уже у выхода. Иван высвободился и, сделав предостерегающий
жест, выскользнул вон.
Оставшись один, он оперся было о стену, но потом обнаружил, что ноги
держат вполне надежно - можно стоять, можно идти, а если уж очень
приспичит, то можно и бежать. Трусцой.
Слева от дверей лежал на спинке казенного вида стул, а чуть подальше
из-под кровати торчали ноги в десантных буцах. Ничего прочего видно не
было. Уговорил, подумал он с жестким злорадством, поразившим его самого.
Ладно. Наше дело правое. Я вам гадюшники тире гнидники разводить не
позволю. НИ ПОД КАКИМ СКОЛЬ УГОДНО БЛАГОРОДНЫМ ПРЕДЛОГОМ. Вызову к себе
Виконта, и все спокойно обсудим, подумал он с надеждой. И сейчас же: что
обсудим? Что? "...и вотще стремлюсь забыть, что тайна некрасива..." Вотще.
Ванечка появился вновь и поманил за собою. Ванечка был в этих
коридорах, как у себя дома - шел на шаг впереди, не оглядываясь, и
показывал дорогу. Комбинезон сидел на нем недурно, но модные штиблеты
несколько портили картину.
Повсюду здесь было пусто. Одни только огнетушители да еще какие-о
непонятные аппараты в застекленных шкафах попадались. Ритмичный гам опять
находился на пределе слышимости и оставался, кажется, сзади. Вдруг две
санитарки вынырнули навстречу, фыркнули в адрес Ванечки, немедленно
соорудившего подходящий к случаю жест, равнодушно скользнули накрашенными
глазами по больному, бредущему в туалет, и снова исчезли из поля зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130