Или ударил он именно
пустоту, зная точно, что там пустота, и именно потому, что там была
пустота? И потом раз за разом порол, драл, рассекал, дырявил стальным
зубом в злобе и отчаянии - оттого, что первый удар оказался таким
бессмысленным, или потому именно, что получилась возможность навести ужас
и насладиться безнаказанно - драть и распарывать мертвую материю, наводя
ужас, наслаждаясь местью и в то же время не становясь убийцей?..
Теперь это было уже неважно, наверное. Да и тогда это тоже было
неважно. А вот следует ли данный эпизод включать в список доказательств
Теоремы? Они обсудили этот вопрос, и было решено: можно. Эпизод был принят
и зафиксирован, как ДЕСЯТОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО Бытия Рока, или ВСЕГДА НАДО
ЗНАТЬ СВОЕ МЕСТО.

7
Его надо было как-то называть, героя возникающего романа. Имя ему
придумывать не хотелось, в этом было какое-то кокетство, потому что
подавляющее большинство материала Станислав брал из собственной
реальности, так что герой (пока) был он сам, без сколько-нибудь заметных
примесей. Виконт предложил:
- Назови его Предназначенец... или Роководимый...
- Почему - Руководимый? - спросил Станислав.
- Не Руководимый, а РОКОводимый, то есть "водимый Роком"!
Виконт развлекался. А может быть и нет. Роководимый - это звучало
странно и неуклюже-значительно. Станислав задумался, пытаясь объяснить
себе, почему это имя ему не нравится. Кофе его остыл, сигарета истлела до
самого фильтра.
- Мне надо что-нибудь в прошедшем времени, - сказал между тем Виконт.
- "Заглянул", "утонул"...
Они сочиняли в манере Поллака (так они это называли).
В полусумраке плачут обои,
Перекошены щеки окна,
Заслонило лицо голубое
Окровавленной лапой стена...
Станислав не слушал его. Он вдруг понял. Это было как откровение. Он
увидел весь роман - до самого конца. Героя зовут Иосиф. Девушку его зовут
Машка... Марья... Мария. И у них будет ребенок... Его даже в жар бросило
от восторга, сердце бешено заколотилось, и тут сигарета обожгла ему
пальцы.
Он резко дернулся - к пепельнице, и проклятый стул под ним развалился
снова, в который уже раз. Станислав без малого грохнулся, едва успев
ухватиться за край стола. Стол качнулся и поехал, все оказалось на полу -
пепельницы, карандаши, брульоны... Он с проклятьями принялся собирать и
заново состыковывать развалившиеся ножки, сиденье, спинку, а в голове у
него стучало: "Сбереги мне сына! Сбереги нашего сына!..."
Виконт на обращал никакого внимания на эту привычную суетню.
- В прошедшем времени мне что-нибудь, пожалуйста! - потребовал он
снова, слегка повышая голос.
- "Стул", - злорадно сказал ему Станислав.

Его словно прорвало. В течение недели он раздраконил еще двенадцать
эпизодов....
СЕДЬМОЕ доказательство, или НЕУДАВШАЯСЯ МЕСТЬ ПОБЕЖДЕННЫХ. История с
зажигательной бомбой, уцелевшей еще с блокадных времен. От этой бомбы
быстроумный Счастливый Мальчик, ставший к этому времени уже
шестиклассником, настругал кухонным ножом серебристых стружек термита -
полную металлическую тарелку, поставленную на подоконник, - смешал термит
с сухой марганцовкой (выделяющей, как известно, свободный кислород) и
сунул в образовавшуюся смесь горящую спичку. Столб белого пламени ахнул
под потолок, мальчик мгновенно ослеп и шарахнулся, - что его и спасло:
тяжелая портьера, прикрепленная к тяжелому карнизу, рухнула, карнизом
сшибло полупудовую хрустальную вазу музейной красоты (изъятую в счет
репараций у немецко-фашистских захватчиков братом тети Лиды,
минометчиком), и ваза эта обрушилась со шкафа точно в то место, где
полусекундой раньше находился организм быстроумного испытателя
природы......
ОДИННАДЦАТОЕ доказательство, или ВОВРЕМЯ РАЗБРАСЫВАЙТЕ КАМНИ. О том,
как в мокрых травянистых горах под Эльбрусом они всей группой засели в
коварной ложбине, обрывающейся с одной стороны в пропасть, и полдня никак
не могли вытащить свой газик наверх по размякшему склону.... Непрерывный
ледяной дождь. Грязь и вырванная с корнем мокрая трава из-под буксующих
колес. Натужный мат в шесть глоток. И натужный рев двух двигателей -
газика на склоне, бессильно буксующего на одном конце дико натянутого
троса, и грузовика наверху, бессильно буксующего на другом конце того же
троса. И обрывающие руки мокрые булыжники, которые таскали издалека, чтобы
подкладывать в колею, откуда взбесившаяся машина вышвыривала их как
катапульта крутящимися колесами. И слепящий ветер. И равнодушный туман
потом. И снова ветер - с градом. И бессильная ярость при мысли, что
придется теперь тащиться куда-то, неизвестно куда, за двадцать километров
по мокрым горам - искать трактор, клянчить, канючить, подкупать,
уламывать...
В конце концов, на шестом часу этого ада, трос лопнул. За рулем
газика был в этот момент Станислав (Иосиф, разумеется, а не Станислав). Он
ударил по тормозам, но машина не обратила на этот жест отчаяния никакого
внимания. Она буквально выпрыгнула из колеи и по мокрой траве, как по
разлитому маслу, юзом, тупо и молча, устремилась по склону вниз, на край
обрыва, к пропасти, и ничто теперь ее уже не могло остановить... Все, кто
был снаружи, завопили в ужасе, они хотели крикнуть ему: "Выскакивай!!!",
но не было у них времени составить из своего ужаса членораздельное слово,
и Станислав услышал только отчаянное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130