- В полный отказ уйти?
- Откуда я знаю! Ты что думаешь, я тебя критикую, что ли? Да ни в
малейшей! Я только говорю, что с ними всегда так: сдаешься им - весь в
говне, сопротивляешься, можно сказать, до последней капли крови - все
равно в говне... Учреждение такое у них, понимаешь? Невозможно побывать
там - и чтобы потом не в говне.
- В несознанку надо было уходить, вот что... - сказал Станислав с
тоской. - НЕ ЗНАЮ, НЕ ПОМНЮ, НЕ ДОГАДЫВАЮСЬ... "Да, очень может быть, вы и
правы, гражданин майор, может быть все это так и было, но я-то этого НЕ
ПОМНЮ! Мирлин вот помнит, а я - нет".
- Ну да, ну да. "Он говорит, что это было в экстазе, а я точно помню,
что это было в сарае..." Как же, разбежался! Неужели же ты думаешь, что у
них на такого вот ловкача управы не найдется? Найдется, будь спок!
ОРГАНЫ!.. Знаешь что: давай Виконта позовем и надеремся. У меня Танька к
мамане своей уехала, в деревню, и детей забрала, так что я человек
безусловно вольный...
Так они и поступили - Станислав с Виконтом, полностью в говне, а
Евгений Малахов - в незапятнанно-белых одеждах.

А на третий день, вечерком, часов этак в восемь, позвонил вдруг майор
Красногорский, Вениамин Иванович.
- Здравствуйте, Станислав Зиновьевич! - сказал он радостно, будто сто
лет не разговаривали. - ОЧЕНЬ хотелось бы вас повидать.
- Когда? - спросил Станислав мрачно.
- Да хоть сейчас, если можно.
- Вы что, и по вечерам работаете? Я так вот - нет. Давайте тогда уж
завтра, что ли, с утра... Хотя подождите, завтра суббота...
- Станислав Зиновьевич, голубчик, это я к вам не по делу. Или, говоря
точнее, не совсем по делу. Это у меня к вам разговор сугубо личный.
- О чем это у нас с вами может быть сугубо личный разговор?
- Ну, Станислав Зиновьевич! Не по телефону же!..
- А почему бы и не по телефону? Вы же меня клятвенно заверили, что не
прослушивается...
- Ах, Станислав Зиновьевич, ну не будьте вы таким въедливым,
поверьте, это и ваших интересах тоже, не только в моих...

В общем, договорились так: через час, у Станислава дома, и чтобы
недолго - Станислав человек занятой и усталый.
Когда майор ему позвонил по телефону, он валялся на диване и читал (в
пятнадцатый раз) "Гиперболоид инженера Гарина". Теперь пришлось
имитировать кипучую плодотворную деятельность - на письменный стол, в круг
света под фамильную лампу с зеленым абажуром, брошены были в нарочитом
деловом беспорядке расчеты по давно забытому договору с Двадцать Вторым
СКБ, и даже казенный "хьюлетт" с программным управлением был выставлен
напоказ и демонстративно включен, дабы мигали красные цифры на дисплее, и
вообще...
Нельзя сказать, чтобы он как-то особенно нервничал в ожидании, но и
спокойным он себя тоже отнюдь не ощущал. Было ему ясно, что готовится
какая-то очередная пакость и что опять он будет весь в говне со всей своей
хваленой честностью и нравственной непреклонностью шестиклассника.
"Коготок увяз - всей птичке пропасть...", крутилось в голове его -
бессмысленно и обреченно. Зацепили - теперь уж не отпустят. Гасите свет,
спускайте воду...

Майор явился с королевской точностью, ровно через час, и предстал не
похожий на самого себя - в легкомысленной шелковой бобочке лилейно-белого
цвета, в подержанных линялых джинсах, на ногах - не новые кеды, на лице -
радушная, совершенно штатская улыбка, в руках - кейс. Вот только улыбка
была какая-то неестественно напряженная, а кейс - излишне роскошный. И
этот кейс, и эта улыбка неприятно дисгармонировали с заданным (и
симпатичным) обликом простого советского кандидата технических наук,
забежавшего по случаю - передать привет от ребят из ростовского ВНИИАШа.
Но однако же и госбезопасностью от гостя определенно не пахло, что,
впрочем, в данной ситуации отнюдь не успокаивало, а, наоборот,
настораживало и даже - пугало.
Станислав молча провел его в комнату и пригласил сесть за обеденный
стол со скатертью и пепельницей. Вениамин Иванович, поблагодарив, уселся,
положил сверкающий кейс перед собою, как бы держа его наготове, и без
всякого перехода начал свой текст на тему: я-де здесь не по службе, а по
делу, которое касается вас, Станислав Зиновьевич, даже больше, чем меня...
Станислав слушал его вполуха, даже, пожалуй, вовсе не слушал, тоска
охватила его и дурное ощущение неизбежной пакости и очередного унижения.
Он смотрел на майора, как бы отстраненно признаваясь себе, что движения у
него ловкие и точные и что вообще глядится майор в своем внеслужебном
обличии действительно вполне даже симпатично: ладный, очень крепкий, и
светлые глаза - без всякой этой непреклонной пронзительности, а наоборот
почему-то как бы ищущие понимания и взывающие к сочувствию... Глядя на
него, Станислав вдруг вспомнил навсегда, казалось бы, забытого Дядю Вову -
смешного и доброго паренька, замещавшего у них в седьмом классе впавшего
вдруг в запой физрука. Дядя Вова тоже был такой вот округло коренастый,
простоватый, и глаза его просили о сочувствии. Он занимался каким-то
странным видом спорта - он был СИЛОВИК: они там у себя приседали на одной
ноге раз по триста, играли двухпудовками, подтягивались на одной руке, и
все такое... Дядя Вова мог подтянуться на одной руке ДВЕНАДЦАТЬ раз - в
жизни своей никогда больше не видел Станислав человека, способного сделать
это даже ОДИН раз...
Вторым планом, впрочем, Станислав отмечал про себя, что в кейсе у
майора, скорее всего, находится включенный диктофон, а поэтому вести себя
надобно с повышенной осторожностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130