Но -
ложь, ложь! Ведь в каждом же слове - ложь, в каждой газете - ложь,
включаешь телек - ложь, открываешь любую книжку - ложь. Ложь, одна только
ложь, голая ложь, и ничего, кроме лжи!.. Нет уж, голубчики мои, голубочки!
Первое, что надо сделать в этом нужнике - объявить свободу информации. Все
заглушки, все затычки, все забитые отдушины - настежь!.. Все знаю, и без
вас: пять лет у нас все это дерьмо будет утекать через стоки, и еще пять
лет мы должны будем чистить все, и драить, и отдирать, а потом пятнадцать
лет еще учиться в унитаз гадить, в унитаз, совковое твое рыло, в унитаз, а
не рядом... Но первое - отдушину, окна распахнуть, от вони этой хоть
чуточку самую продохнуть - без ЭТОГО ничего не будет! И никогда!.. Ну,
чего ты разорался, как больной слон?.. А, да перестань ты осторожничать,
Виконт, смотреть на тебя тошнит, ей-богу - вот уж, извини, обосрался - на
всю оставшуюся жизнь... Ребята, ладно, бросьте, а эту вы помните:
Нас десять, всего только десять,
И старшему нет тридцати,
Не смейтесь, не надо, нас могут повесить,
Но раньше нас надо найти......
Это еще что такое? Это - поручик Али, начало двадцатых... Ага, помню:
ее Сашка откуда-то принес, еще в Университете. Да-а, Сашка ты, Сашка. До
чего же жалко его, ведь талантище был!.. Э, господа! Я же новую порцию
"рассыпанного жемчуга" притаранил... Давай! Народ любит "рассыпанный
жемчуг"... "На поле брани слышались крики раненых и стоны мертвецов..."
Здрасьте! Сто лет назад уже было! Старьем кормишь, начальник, не
уважаешь... "Он подвел ее к кушетке и сел на нее..." Расстрелять!.. Нет,
почему же, вполне... Подождите, вот еще: "Под кроватью лежал труп и еще
дышал. Рядом рыдала трупова жена, а брат трупа находился в соседней
комнате без сознания..." Это - да, недурно! Молодца! Хвалю... Вот еще про
труп: "Утром на пляже был обнаружен свежий труп. Труп состоял из девушки
прекрасной красоты..." Га-га-га!... Виконт, а помнишь инвентарную опись, в
пенджикентском музее: "Пункт десятый. Картина неизвестного художника.
Олень, убегающий из Сталинабадской области..." Га-га-га... "Пункт пятый.
Кинжал охотничий в ножнах. Кинжал утерян, ножны не от него..." Мальчики,
помогите стол разобрать, будем сейчас пить чай... Правильно! Будем пить
чай с блюдца и петь народные песни - это будет у нас чистая, трезвая,
истинно русская жизнь! "По реке плывет топор с острова Неверова. И куда же
ты плывешь, железяка херова?.." О, этот яркий солнечный мир частушки -
абстрактный, словно живопись Сальвадора Дали: "На горе стоит кибитка,
занавески новеньки. В ней живет интеллигент, его дела фуевеньки!.."
Слушайте, что это у вас за манера образовалась - материться при
женщинах?.. А это такая новейшая московская манера: целоваться при встрече
и материться при женщинах... И через посредство женщин!.. То есть как это?
Ну, когда женщины сами матерятся... Семен, Семка! А ну давай грянем
мамину, любимую:
- Ой ты гарный Семенэ, приди сядь биля менэ,
И коровы в менэ е, сватай менэ, Семенэ!
И коровы в менэ е, сватай менэ, Семенэ!
- На що ж менэ ти коровы, як у тебэ рыжи бровы!
А як вот визму в одной Леле, тай то будэ полюбовэ!.....
Ах, Клавдия Владимировна, матушка наша! Она ж - певунья была, эх!...
Да! Как вы с ней, бывало, на два голоса! А?..
- Ой ты гарный Семенэ, приди сядь биля мэнэ,
И кожухи в менэ е, сватай менэ, Семенэ!
И кожухи в менэ е, сватай менэ, Семенэ!
- На що ж менэ ти кожухи, як у тебэ длинны вухи!
А як вот визму в одной Леле, тай то будэ полюбовэ!.....
А какие пироги пекла! Оладьи какие, с абрикосовым вареньем!.. Да
разве наши, нынешние, такое могут?.. Куда им! Не та школа...
- Ой ты гарный Семенэ, приди сядь биля мэнэ,
Карбованци в менэ е, сватай менэ, Семенэ!
- Карбованци в тебэ е?! Ах ты душка мое!..

Разошлись в три ночи. У самого дома Сема Мирлин поймал такси и
обратился к шоферу с историческим вопросом:
- Вилл ю телл аз зе вей ту зе Москов сити?
А Жека с Танькой, в ожидании конца переговоров, стояли в обнимку с
Виконтом и тихонько выводили - с чувством глубокого удовлетворения:
...Когда мы все уже лежали на панели,
Арончик все-таки дополз до Розанелли
И ей шепнул, от страсти пламенея:
"О Роза, или вы не будете моею?..."

2
И вот нежданно-негаданно настало время ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА. У него, бывало, и раньше побаливала печенка - на Кавказе
однажды так схватило, что он не чаял живым остаться, - однако все
кончалось до сих пор без тяжелых последствий. Английская соль помогала,
нош-па, а еще он приспособился сахарный песок жрать во время приступов.
Мама сказала как-то: "Печенка сладкое любит", вот он и взял в обыкновение,
- как прихватит (после выпивки, после жирного-жареного, а иногда и просто
так, без какой-либо определенной и ясно видимой причины), прихватит его,
бывало, так он всю ночь сидит, скрючившись, читает что-нибудь, не
требующее ясных мозгов, пьет слабый чай и заедает сахарным песком. К утру
обычно отпускало, и можно было жить дальше, придерживаясь, по возможности,
какой-никакой диеты.
А теперь вот не отпустило. И через день не отпустило. И через два. И
через неделю. Болело не так чтобы очень уж сильно (на Кавказе было
пострашнее), но зато - непрерывно, упорно и как-то совсем уж безнадежно.
Грызло - молча и страшно.
Лариска извелась с ним - он не хотел идти к врачу, не хотел вызывать
врача, он все надеялся, что как-нибудь обойдется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130