Многие писатели, заметив, что подражание принимает подчас
весьма резкие формы, распространяясь широко и с большой ин-
тенсивностью, и видя сверх того, что оно в некоторых случаях
является скорее бессознательным, чем добровольным, пытались
объяснить это явление, прибегая к гипотезе о нравственной эпи-
демии.
<В явлениях подражания, - говорит доктор Эбрар, - есть неч-
то таинственное, какое-то притяжение, которое лучше всего
можно сравнить с неотразимым и всемогущим инстинктом,
побуждающим нас, почти без нашего сознания, повторять те
действия, которых мы были свидетелями, и которые очень
сильно подействовали на наши чувства и воображение. Такого
рода действия до того распространены и настолько достоверны,
что мы все в большей или меньшей степени подвержены их
власти. В них есть особого рода обаяние, против которого не
могут устоять некоторые слабые натуры.>.
Жоли выразился еще яснее:
<Подражание, это - настоящая эпидемия, зависящая от при-
мера так же, как возможность заразиться оспой зависит от
того яда, при помощи которого последняя распространяется.
Подобно тому, как в нашем организме находятся болезни, ко-
торые ждут самой ничтожной причины, чтобы развиться,
точно также в нас находятся страсти, которые остаются
немыми, когда работает рассудок, и которые могут проснуться
благодаря одному только подражанию>.
Депин, Моро де Тур, а впоследствии и много других писате-
лей присоединились к Эбрару и Жоли, и все единодушно уверя-
ли, что нравственная эпидемия так же достоверна, как и другие
физические эпидемии.
<Подобно тому, - говорил Депин, - как звук известной высо-
ты заставляет колебаться настроенные в унисон струны,
С. Сигеле <Преступная толпа>
точно также проявление известного чувства или страсти воз-
буждает тот же элемент, делает его деятельным., приводит
его, так сказать, в колебательное движение у всякого индивида,
способного по своему нравственному уровню более или менее
сильно испытать данное чувство^.
При помощи этой метафоры, если не глубокомысленной, то
остроумной, освещающей гипотезу нравственного заражения,
многие пытались объяснить не только самые общие, естествен-
ные и постоянные случаи подражания, но также более редкие и
странные случаи, - эти настоящие эпидемии, распространяю-
щиеся от времени до времени и относящиеся к тому или другому
явлению.
На этом основании нравственной эпидемией объяснялись эпи-
демии самоубийства, следовавшие за каким-нибудь знаменитым
самоубийством, весьма сильно заинтересовавшим общественное
мнение; равным образом от нравственной эпидемии считали за-
висящими преступления, следовавшие за каким-нибудь зверским
преступлением, о котором много кричали в журналах; по той же
самой причине нравственную эпидемию считали причиной тех
политических и религиозных движений, которые сразу увлекали
целые народы за смелыми словами вдохновленного трибуна или
демагога.
На том же основании - если не на большем - мы можем
приписывать нравственной эпидемии все неожиданные и на пер-
вый взгляд необъяснимые народные манифестации.
Но удовлетворительно ли подобное объяснение? Разве между
нравственным заражением и подражанием, при желании объ-
яснить себе это явление, мы видим что-нибудь кроме разницы в
выражениях?
Сила эпидемии в самоубийстве проявляется более, чем во всех,
может быть, других явлениях этого рода. Известен случай, когда в
1772 году 15 инвалидов повесились один за другим на одном и том же
крюке, находившемся в темном коридоре инвалидного дома, в продол-
жение очень короткого промежутка времени. Известно также, что пос-
ле того, как какой-то лорд, получивший отвращение к жизни, бросился
в кратер Везувия, много англичан следовало его примеру. Можно было
бы привести здесь массу подобных фактов.
Психофизиология толпы.
Легко понять, что для того, чтобы сделать объяснение удо-
влетворительным, нам необходимо знать, каким образом распро-
страняются эти нравственные эпидемии. Иначе мы не подвинем-
ся ни на шаг.
Тард уже более семи лет тому назад понял эту необходимость
и предложил новую тогда и очень смелую гипотезу, что нрав-
ственные эпидемии имеют причину в явлениях внушения.
<Какова бы ни была клеточная функция, вызывающая мышле-
ние, - писал он, - нельзя сомневаться, что она воспроизво-
дится, повторяется внутри мозга в каждое мгновение нашей
умственной жизни, и что всякому понятию соответствует
определенная клеточная функция. Только такое бесконечное,
неистощимое существование этой сложной функции и образует
память или привычку, смотря по тому, заключено ли данное
многократное повторение в нервной системе или же оно, выйдя
из ее пределов, овладело мускульной системой. Память, если
угодно, является таким образом чистой нервной привычкой,
привычка - мускульной памятью>.
Если же (я резюмирую теорию Тарда) каждая идея или образ,
о которых мы помним, были заложены первоначально в нашем
мозгу, благодаря разговору или чтению; если всякое привычное
действие ведет свое начало или от непосредственного наблюде-
ния, или только от знания об аналогичном действии, производи-
мом другим, - то ясно, что эта память и эта привычка, прежде
чем сделаться бессознательным подражанием, были более или
менее сознательным подражанием внешнему миру.
Таким образом, с психологической точки зрения, вся интел-
лектуальная жизнь есть не что иное, как внушение, переда-
ваемое одной мозговой клеткой другой; рассматриваемая же с
социальной точки зрения, с целью доискаться основной причи-
ны, она не что иное, как влияние (5и ез^1оп) одной личности
на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113