Это сравнение не окажется бесполезным.
<В половине мая 1750 г., - говорится в Н18<ю1ге йи сИхЬиШете
в1ес1е, - полиция с большой свирепостью стала усмирять одно
из тех периодических восстаний нищих, которые были тогда в
ходу. Несколько детей - без всякой видимой причины такого
варварства - было вырвано из рук матерей; тогда последние
стали оглашать публичные места криками отчаяния. Соби-
рается толпа народа; возбуждение растет; отовсюду показы-
ваются осиротелые матери. Одни рассказывают, что полицей-
ские агенты требовали денег за возвращение их детей; другие -
пускаются в догадки относительно ожидающей их малюток
Прес тупления толпы
участи. В народе стала циркулировать гнусная сказка: Людо-
вика XV превращали в Ирода, говоря, что он тоже желает про-
извести убиение невинных младенцев; шла молва, что доктора
советовали ему для поправления потраченного на разгул здоро-
вья принимать ванну из человеческой крови. Поэтому народо-
население начинает вести войну с полицейскими чинами; один
из них был убит, многие получили побои. Отель префекта поли-
ции был окружен со всех сторон; сам он удрал через сад. Бешен-
ство толпы, достигло своего апогея; поговаривали уже о том,
чтобы взять приступом стену, как вдруг один из полицейских
офицеров, более неустрашимый, чем его начальник, внезапно
открыл ворота. При виде этого народ остановился и не коснул-
ся открытого дома: он отхлынул и, спустя немного, побежал
по направлению к Вандомской площади>.
Жиске (Мето1гв8, ч. II, стр. 129) рассказывает подобный же
случай, имевший место в Париже в 1832 г., когда холера опус-
тошала город: <...двое неблагоразумных пустились бежать, пре-
следуемые тысячами взбешенных людей, обвинявших их в том,
что они дали детям отравленную тартинку. Оба преследуемые
второпях бросились на гауптвахту, где и укрылись; но карауль-
ная в одно мгновенье была окружена толпой; посыпались угро-
зы, и никто тогда не был бы в силах остановить убийство двух
несчастных, если бы полицейскому комиссару Жакмену и ста-
рому гражданскому чиновнику Генрики, находившимся там, не
пришла в голову счастливая мысль разделить между собою тар-
тинку и съесть ее на глазах всей толпы. Это присутствие духа
возбудило тотчас же в толпе смех, взамен ярости. Так мало
нужно подчас, чтобы довести ее до бешенства или... успокоить>.
Это поведение, говорит Лакретель, вполне понятно, если рас-
судить, что подобно тому, как волков можно обратить в бегство
несколькими ударами кремня по огниву, точно так же и душев-
ные движения, являющиеся благодаря некоторой жестокости
или безумию, могут быть уничтожены при первом проявлении
спокойствия и энергии.
Совершенно верно, что такое поведение вполне понятно; но толь-
ко способ, которым его объясняет Лакретель, вполне непонятен.
На предыдущих страницах мы видели, могут ли разруши-
тельные массовые движения уступать влиянию спокойствия и
С. Сигеле <Преступная толпа>
энергии. К несчастью, это бывает очень редко, а если и случает-
ся, то причина этого не зависит от какого-либо внешнего влия-
ния, которое внезапно побеждает и укрощает толпу, но заключает-
ся в свойствах, присущих самой толпе.
Во время великой революции 1793 года и мелкого мятежа
1750 года мотивы, вследствие которых толпа ажитировалась,
были неодинаковы, но в психологическом отношении их можно
считать сходными.
Я даже полагаю, что мнение народа, будто у него крадут де-
тей для жестокой прихоти короля, гораздо легче толкало его к
преступлению, чем абстрактная идея политической реформы,
как бы последняя ни была желательна. Итак, внешний возбуди-
тель, толкавший обе толпы к преступлению, был один и тот же в
обоих случаях; но результаты были неодинаковы. Почему же? -
Потому, что обе толпы антропологически были отличны друг от
дружки. Это - единственный ответ, который может быть дан
логически.
Скопища, загромождавшие парижские улицы в 1793 г., со-
стояли по большей части из людей, готовых на всевозможные
излишества; они состояли еще из сумасшедших и всякого рода
выродков, очень легко возбуждаемых, которых, благодаря пси-
хической слабости, можно было очень легко увлечь на все край-
ности. Между тем, толпа, принимавшая участие в мятеже 1750
года, состояла исключительно из простонародья, рабочих, отцов
и матерей, боявшихся за жизнь своих детей...
Эта толпа, сделавшаяся мятежной, благодаря весьма серьез-
ному мотиву, и выведенная из себя, могла бы, под влиянием чис-
ленности, дойти до преступлений. Но она внезапно успокоилась,
видя доверие и храбрость офицера, и испугалась низкого, чуть-
чуть было ею не совершенного преступления.
Такое осмысленное поведение, какое мы видели у толпы, имеет
место и по отношению к отдельному лицу, именно у преступника
в состоянии аффекта. Его гнев исчезает, и оружие вываливается
у него из рук, если вы предстанете перед ним беззащитными или
каким-нибудь другим способом сумеете успокоить его и привести
в нормальное состояние; и это потому, что преступление, которое
он собирался совершить, было следствием минутного умопоме-
шательства; когда оно прошло, у него не хватило духа совер-
шить насилие: он более не в состоянии его сделать.
Преступления толпы
Эта способность опомниться, которая невозможна у прирож-
денного преступника, тем паче невозможна у толпы, содержащей
настоящих преступников и достигшей высшей степени безумия.
Думать, будто ее можно укротить спокойствием и энергией, со-
вершенно то же, что полагать, будто можно укротить спокойст-
вием и энергией убийцу, нападающего на вас ночью среди доро-
ги, или буйного сумасшедшего, который вам угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113