Радио все еще продолжало играть. Уже третий раз за вечер
кто-то пел о красной розе, превратившейся в белую.
Терпение мое лопнуло. Я сорвал наушники, подскочил к приемни-
ку и выключил его с такой силой, что чуть не сломал ручку. Затем
достал из-под стола бутылку, налил виски и снова надел наушники.
- CQR вызывает CQS, CQR вызывает CQS. Как слышите? Как слыши-
те? Прием.
Виски выплеснулось на стол, а стакан упал на пол и со звоном
разбился - я схватился за переключатель передатчика и микрофон.
- Я CQS, я CQS! - закричал я. - Пит, это ты? Пит, прием!
- Я. Следуем по курсу, по графику. Извини за задержку. Слыш-
но было плохо, но даже металлический отзвук мембраны наушни-
ка не помешал мне почувствовать напряжение и раздраженность в го-
лосе Пита.
- Я сижу здесь уже черт знает сколько! - ответил я раздра-
женно и в то же время с облегчением. - Что-нибудь не так. Пит?
- Все пошло не так! Какой-то шутник знал, что у нас на борту,
или мы ему просто не понравились. Он заложил за радиостанцией пи-
ропатрон. Детонатор сработал, но заряд - тринитротолуол или что
там было - не взорвался. Радиостанция чуть било не вышла из
строя. К счастью, у Барри с собой целый ящик запасных частей, он
только что закончил ремонт.
Лицо мое покрылось потом, руки дрожали. Когда я снова загово-
рил, задрожал и мой голос: - Ты хочешь сказать, что кто-то зало-
жил бомбу? Кто-то пытался взорвать самолет?
- Вот именно.
- Кто-нибудь пострадал? - Я со страхом ждал ответа.
- Расслабься, братишка. Только радиостанция.
- Слава богу! Будем надеяться, что неприятности на этом за-
кончились.
- Не о чем волноваться. К тому же, у нас теперь есть "сторо-
жевой пес" - последние тридцать минут с нами летит самолет ар-
мейской авиации США. Из Барранкильи, должно быть, вызвали по ра-
дио эскорт, чтобы встретить нас, - невесело хохотнул Питер. - Ты
же знаешь, как американцы заинтересованы в нашем грузе.
- Что за самолет? - удивился я, зная, что лишь очень хороший
летчик мог пролететь двести-триста миль в глубь Мексиканского за-
лива и найти самолет, не используя при этом радиопеленгатор. -
Вас предупредили о нем?
- Нет, но не беспокойся, он действительно свой, все в поряд-
ке. Мы только что разговаривали с ним. Знает все о нас и нашем
грузе. У него старый "Мустанг" с подвесными топливными баками.
Реактивный истребитель не смог бы так долго сопровождать нас.
- Понимаю... - очевидно, я, как всегда, волновался по пустя-
кам. - Курс?
- Точно 040.
- Местоположение? Питер ответил, но я не разобрал - помехи
усиливались.
- Повтори, пожалуйста.
- Барри сейчас пытается выяснить это. Он был слишком занят
ремонтом радиостанции... Подожди две минуты.
- Дай мне поговорить с Элизабет.
- Пожалуйста. И в наушниках послышался голос, который значил
для
меня больше всего в этом мире: - Здравствуй, дорогой. Извини, что
мы заставили тебя поволноваться.
Да, в этом была вся Элизабет. Извиняется за то, что она заста-
вила меня поволноваться, - и ни слова о себе.
- С тобой все в порядке? Я имею в виду - ты уверена, что ты...
- Да, конечно. Ее я тоже слышал плохо, но даже если бы она
находилась в десяти тысячах миль от меня, я все равно распоз-
нал бы в ее голосе веселые нотки и хорошее настроение.
- Мы уже почти прибыли, я уже различаю огни на земле.
- И после секундной паузы она нежно прошептала: - Я люблю тебя,
дорогой.
- Правда?
- Всегда, всегда, всегда. Счастливый, я откинулся в кресле,
расслабился и тут же вскочил на ноги, услышав вдруг вскрик Элиза-
бет и хриплый голос Питера: - Он пикирует на нас! Эта сволочь пи-
кирует на нас, открыла огонь! Из всех стволов! Он летит прямо...
Крик перешел в захлебывающийся стон, заглушенный женским прон-
зительным криком боли, и в то же мгновение я услышал стаккато
рвущихся снарядов, которое заставило дребезжать мембраны наушни-
ков. Это длилось две секунды, может, меньше, а потом не стало
слышно ни пушечных очередей, ни стона, ни крика. Ничего.
Две секунды, всего две секунды, но они отняли у меня самое до-
рогое в жизни. Эти две секунды оставили меня одиноким в пустын-
ном и теперь бессмысленном мире. Моя красная роза стала белой.
3 мая 1958 года.


ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Я не совсем представляю, как должен был выглядеть этот чело-
век, сидевший за высоким полированным столом красного дерева. Ду-
маю, подсознательно я считал, что он будет соответствовать тем
превратным представлениям, которые сформировались у меня благода-
ря случайным книгам и фильмам - в далекие уже дни, когда я нахо-
дил для них время. Единственно допустимым различием во внешности
судей графств юго-восточной части США я считал вес: одни судьи -
худые и жилистые, другие имеют тройные подбородки и сложением
подходят под мои представления. Но всегда судья в моем представ-
лении - пожилой человек, одетый в мятый белый костюм, не совсем
белую рубашку, галстук, напоминающий шнурок для ботинок, и пор-
трет этот дополняла сдвинутая на затылок панама с цветной лентой.
Лицо у судьи обычно красное, с сизоватым носом, свисающие концы
седых марктвеновских усов испачканы бурбоном, или мятным джуле-
пом, или тем, что пьют в том месте, где живет судья. Выражение
лица судьи обычно - равнодушное, манеры - аристократические, мо-
ральные принципы - высокие, а умственное развитие - лишь среднее.
Судья Моллисон сильно разочаровал меня. У него отсутствовали
все эти, как мне казалось, характерные черты, за исключением,
возможно, моральных принципов, но их нельзя видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80