Максимальная скорость батискафа составляла два
узла, но даже легкое сопротивление буксирного троса снижало ее до
одного. Но все равно двигались мы достаточно быстро, тем более
что плыть нам было недалеко.
Вайленд, казалось, был более чем доволен тем, что переложил
управление батискафом на меня. Большую часть времени он с опас-
кой смотрел в боковой иллюминатор. Здоровый глаз Ройала холодно и
немигающе следил за мной. Он фиксировал каждое мое движение, но
это была лишь дань привычке. Уверен: он не имел никакого пред-
ставления о работе батискафа и о том, как им управлять. Даже ког-
да я практически до минимума сократил поглощение углекислого га-
за, он ничего не понял.
Мы медленно плыли примерно в десяти футах от дна моря. Нос ба-
тискафа был слегка задран вверх из-за троса, тянувшегося за нами.
Гайдроп свободно болтался, периодически задевая скалы, колонии
кораллов или скопления губок. Темнота была абсолютной, но свет
наших двух прожекторов и внутреннее освещение обсервационной ка-
меры давали возможность кое-что видеть. Несколько морских окуней
лениво слонялись около иллюминаторов, занимаясь своими делами.
Змееобразная барракуда изогнула свое серое тощее тело, уперлась
злой мордой в боковое стекло и с минуту рассматривала нас. Неко-
торое время компанию нам составляла стайка рыб, похожих на мак-
рель, затем она исчезла, поскольку появилась акула, величествен-
но проплывшая у нас перед глазами, едва заметно шевеля мощным
хвостом. Но большую часть времени море было пустынным. Возможно,
шторм, бушевавший на поверхности, распугал всю рыбу и заставил ее
уйти в глубину.
Ровно через десять минут после отплытия дно моря резко пошло
вниз, и наши прожекторы не смогли пробить черную зияющую черноту.
Я знал, что это только иллюзия. Если Вайленд сказал, что угол по-
нижения дна только тридцать градусов, то так оно и было. Но тем
не менее впечатление бездонности провала было ошеломляющим.
- Вот она, - голос Вайленда был сдавленным, на его лице выс-
тупили капельки пота. - Теперь вниз, Толбот!
- Позже, - отрицательно покачал я головой, - если начнем пог-
ружаться сейчас, буксирный трос, который мы тянем за собой, на-
верняка задерет корму вверх. Наши прожекторы не могут светить
вперед - только вниз. Хотите, чтобы мы разбили нос о какой-ни-
будь выступ или скалу, которую не заметим? Хотите пробить носо-
вой бензобак? Не забывайте, что баки сделаны из очень тонкого ме-
таллического листа. Достаточно пробить один бак, и создавшаяся
отрицательная плавучесть не позволит нам подняться на повер-
хность. Вас устраивает это, Вайленд?
Его лицо обильно покрылось потом, и он облизнул губы:
- Делай, как знаешь, Толбот.
Я поступил так, как считал нужным: сохранял курс до тех пор,
пока счетчик буксирного троса не показал метров, затем застопо-
рил двигатели и, используя нашу отрицательную плавучесть, кото-
рая при движении компенсировалась поставленными под углом рулями
глубины, начал медленно погружаться. Стрелка глубиномера едва
двигалась. Трос старался задрать нам корму, поэтому каждые де-
сять саженей я ненадолго включал двигатель и вытравливал трос.
На глубине 76 морских саженей наши прожекторы осветили дно.
Здесь не было ни скал, ни кораллов, ни колоний морских губок,
только небольшие кучки сероватого песка и длинные черные гряды
ила. Я вновь запустил двигатели и вывел их на половинную мощ-
ность, компенсировал рулями отрицательную плавучесть и очень мед-
ленно начал продвигаться вперед. Нам потребовалось проплыть
только пять ярдов. Брайсон рассчитал все точно. Когда указатель
длины буксирного троса показал 625 метров, я уловил с левой сто-
роны отблеск чего-то, выступавшего над дном. Это было хвостовое
оперение самолета. Его носовая часть была направлена туда, отку-
да мы приплыли... Я дал задний ход, включил барабан, наматывав-
ший трос, отвел батискаф ярдов на двадцать назад, затем снова дал
передний ход, забирая влево. Добравшись до нужного, по моим рас-
четам, места, дал задний ход и тут же выключил двигатели совсем.
Батискаф начал медленно опускаться. Свободно свисавший гайдроп
коснулся дна, но это не компенсировало отрицательной плавучести
батискафа, как должно было произойти, и основание обсервационной
камеры тяжело плюхнулось в черный ил.
Прошло только пятнадцать минут с того момента, как я уменьшил
поглощение углекислого газа, но воздух в камере уже стал тяжелым.
Ни Вайленд, ни Ройал, казалось, не чувствовали этого - возможно,
они считали, что так и должно быть, а может, просто не обратили
на это внимания - оба были поглощены тем, что можно было увидеть
через передний иллюминатор.
Я и сам был поглощен этим. Сотни раз задумывался я над тем,
что буду чувствовать, как буду реагировать, когда наконец увижу
то, что лежит сейчас полузахороненным в иле рядом с нами. Предпо-
лагал все: злость и ярость, ужас и сердечные боли и, может быть,
некоторый страх. Но ничего этого не было, больше не было. Я испы-
тывал только сожаление, печаль и жесточайшую меланхолию. Возмож-
но, я реагировал не так, как предполагал, потому, что мой мозг
был затуманен болью, но я знал, что не в этом дело. Сожаление и
меланхолия относились только ко мне. Меланхолия была вызвана вос-
поминаниями, которые у меня только и остались; сожаление было со-
жалением человека о себе, безвозвратно потерянном в своем одино-
честве.
Самолет зарылся в ил почти на четыре фута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80