А с точки зрения самих самарян, которые пользовались теми
же самыми пятью книгами Моисеевыми, которые начинались рассказами про А
враама? Возможно, если бы мы могли услышать их голос…
В.Я. Мы можем услышать их голос сегодня.
М.С. Это уже какое-то почти современное старообрядчество…
А.Г. Можно, я задам вопрос, который касается Книги Бытия и мифа о
сотворении человека, об его изгнании. Исходя из того, что вы сказали: элита
, угнанная в Вавилон, вернулась законченными монотеистами. Текст, которы
й мы имеем, где Господь после того как Он сделал одежду из кожи и одел чело
века говорит: «Человек стал как один из нас, познавшим добро и зло. Не сорв
ал бы ещё и плод древа жизни, чтоб, съев его, стать бессмертным». «Один из на
с» Ц это как понимать?
В.Я. «Один из богов», Ц так и понимать.
А.Г. «Один из богов»? Значит, вернувшиеся из Вавилона монотеист
ы, могли составить такой текст, где Бог обращается к другим богам и говори
т «один из нас»?
В.Я. Мы же об этом и говорим, что этот текст представляет собой о
чень сложную смесь очень древних вещей и совсем новых. Понимаете? Почему
они именно это место оставили, Ц мы не можем сейчас ответить на этот вопр
ос.
А.Г. Мне казалось разумным предположить, что этот миф мог зарод
иться (в этой редакции) в той части, которая оставалась, в этой провавилонс
кой партии, как вы их назвали; в их среде, поскольку изгнанные ушли. И это гр
ех, который понимается как изгнание Израиля не преступившими, а теми, кто
остался. Тут есть некий…
В.Я. Нет, я думаю, что само это место Ц очень древнее. Это просто
обломок какого-то очень древнего мифа Ц сейчас уже невосстановимого, к
онечно.
А.Г. Но он не один, ведь тех обломков много…
В.Я. Там есть ещё и другие, такие же. Понимаете, эта проблема позн
ания добра и зла Ц тоже очень интересна. Что, собственно, означает: «они с
тали понимать добро и зло».
М.С. Позвольте мне как гебраисту предположить, что это означае
т. Эта проблема действительно дискутировалась на протяжении столетий, т
ысячелетий. И, в основном, людьми, которые не были знакомы с древнееврейск
им языком, а во-вторых, читали только несколько первых глав. А ведь если по
смотреть на то же самое выражение «знать добро и зло»…
В.Я. Ну, отчего же? И людьми, которые очень хорошо знали еврейски
й язык, даже не будучи сами евреями, это совершенно неважно.
М.С. Вы знаете, вот какой подход методологически правильный: ко
гда мы видим какое-то непонятное слово, нужно смотреть его по всему данно
му тексту. Так вот выражение «знать добро и зло» Ц это же такая нормальна
я еврейская идиома, которая означает попросту «находиться в том состоян
ии разумности, рассудочности, в котором находится взрослый человек». В т
ом состоянии, которого лишены дети, например. Или в некоторых случаях, ког
да очень пожилой человек, которого царь приглашает к себе, говорит: «заче
м я пойду к тебе ко двору, я уже не могу распознавать» Ц буквально «знать
добро и зло». То есть, «я просто не ощущаю окружающей реальности».
Но прежде всего это выражение Ц «знать добро и зло» Ц у нас употребляет
ся в отрицательном виде: «не знать добра и зла», когда речь идёт о младенца
х. Я помню в начале книги «Второзаконие», например, есть такой замечатель
ный пассаж: Бог велел евреям завоевать обетованную землю. Они испугались
тамошних жителей, усомнились, что Бог им поможет и туда не пошли. Бог, есте
ственно, разгневался, и говорит: «ни один из вас в эту землю не войдёт и это
й земли не увидит, потому что вы усомнились во Мне. А вот дети ваши, младенц
ы ваши (дальше я цитирую более менее по памяти синодальный перевод), не раз
личающие добра и зла, войдут».
Я очень хорошо помню, когда впервые читал это место, тогда ещё не знал евре
йского языка, и думал: что же такое написано? Просто какое-то ницшеанство.
Вот: «вы наказаны, вы не войдёте, а вот дети ваши, не различающие добра и зла
, войдут». А потом, когда узнал еврейский язык, когда имел возможность пров
ерить встречаемость данного словосочетания, Ц то увидел, что это прост
о стандартная характеристика ребёнка. Когда про ребёнка хотят сказать т
о, что мы говорим: «он неразумный, ещё не взрослый, непонимающий», Ц то по-
еврейски будет «он не понимает добра и зла». И тогда у нас вся эта история
Ц про дерево Ц оказывается совершенно другой. Это рассказ о том, что чел
овек вначале был создан, вначале он не знал добра и зла, то есть не обладал
полнотой взрослого понимания мира. Потом он стал этой полнотой обладать
, а потом умер. Вот эта история, которая касается каждого из нас, но опять-та
ки переносится в самое начало начал.
И это опять же характерно для любого повествования о начале начал. Задат
ь некоторый прообраз, объяснить почему так с нами получается, Ц потому ч
то так в самом-самом начале получилось с первым человеком. И вот рассказ о
б этом дереве и о последующей каре, очень красивым образом увязывает всё
это вместе, объясняет, как развивается вся судьба человека. От этого неве
дения к ведению, взрослости и потом Ц смерти. И интересно что, естественн
о, это взросление человека каким-то образом подразумевает пробуждение п
олового влечения, половое созревание, Ц и эти мотивы очень чётко чувств
уются. Даже некоторые новоевропейские писатели, которые пытались как-то
переинтерпретировать библейский сюжет Ц чувствовали их слишком хоро
шо, ставили слишком сильный акцент. Тот же самый образ съедания плода, фру
кта Ц это характернейшая метафора любовного наслаждения, для любой вос
точной поэзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89