Что такое эвтаназия
? Это как бы оказание помощи человеку, испытывающему боль, посредством ег
о умерщвления. То есть оказывается, что в культуре вдруг возникает осозн
ание того, что боль хуже, чем смерть. Казалось бы парадоксальная ситуация.
Мы ещё тогда говорили, что если посмотреть на то, как развивается ситуаци
я начиная с конца 19-го века и в начале 20-го века, то мы увидим мощное движени
е, которое выступает за запрещение пыток или истязания в школах, против б
оли. В то же время, только сейчас мы наблюдаем хоть какое-то развитие собы
тий в Западной Европе, в пользу запрета смертной казни. То есть смертная к
азнь Ц это более приемлемая вещь, так сказать, в социальной практике, чем
телесные наказания.
А.Т. Как же она может быть более приемлема?
П.Т. Почему нет, если общество считает возможным себя наказыва
ть.
А.Т. Общество не всё понимает. Общество, на самом деле, в таких ве
щах мало что понимает, и не надо его даже спрашивать об этом. Я считаю, что т
от факт, что запрет наказания или пытки возникает в культуре раньше, чем з
апрет смертной казни, говорит нам о том, что это происходит как раз потому
, что смерть является тем, в отношении чего можно использовать слово «ужа
с». А пытка, наказание Ц это страх.
П.Т. То есть боль это известная вещь, так сказать.
А.Т. Да, а смерть Ц это умонепостигаемая вещь. Опыта смерти у че
ловека, в принципе, нет: мы же никогда не были мёртвыми. И представить себе,
как это будет, почти невозможно. Я думаю, что такие скотомы действительно
сти, такие вот слепые пятна, образуются именно в тех местах и направлены и
менно на то, что является самым страшным.
П.Т. Скотомы Ц это такие дефекты зрения. Ну, а как же объяснить т
о, что всё-таки эвтаназисты предлагают смерть в качестве лечения от боли?

А.Т. Я не очень, на самом деле, понимаю.
П.Т. Это же массовое движение.
А.Т. Не знаю, я не понимаю эвтаназистов. Я считаю, что здесь имеет
место такой феномен, который описан, например, в классическом психоанал
изе. Почему дети так легко, например, играют в смерть, почему они использую
т эти слова, почему они могут отрывать лапки лягушкам, мучить их? Потому чт
о ребёнок не понимает на самом деле, о чём идёт речь, когда идёт речь о смер
ти. Когда умирают родители Ц это воспринимается, как то, что они ещё могут
вернуться. Я думаю, что умопостигаемости здесь особой нет. Я думаю, что у э
тих вот эвтаназистов, эвтаназологов, как их правильно назвать, в голове п
роисходит что-то в таком же роде. Потому что при нынешнем развитии медици
ны и способов обезболивания я себе с трудом могу представить большое кол
ичество случаев, когда эвтаназия может быть эффективной.
П.Т. Тысячи и тысячи случаев.
А.Г. Я позволю себе вмешаться. Дело в том, что тема эвтаназии ско
рее социальная, чем научная. Просто буквально сегодня я отвечал на одно и
з писем с просьбой поставить тему эвтаназии, как тему программы. Я ответи
л отказом именно по той причине, что это, скорее, тема для обсуждения в про
грамме «Глас народа». Так или иначе. Что же касается обезболивания, ну, нав
ерное, если мы будем говорить о западном мире, то это совершенно разумно. Н
о у нас есть постоянный корреспондент, смертельно больная женщина, котор
ая пишет нам только для того, чтобы нашёлся кто-то, кто прекратил бы её жиз
нь и мучения. В данном случае я понимаю этот позыв и порыв, потому что там е
сть одно непременное условие, которое должно быть соблюдено, чтобы челов
ек пошёл на эвтаназию. Он знает, что его гибель в ближайшее время неизбежн
а, что он не поправится, что он не вернётся к тому качеству жизни, которое у
него было до этой болезни.
А.Т. Хорошо, но к чему её ускорять?
А.Г. Потому что больно, а кроме того страшно.
П.Т. Почему боль страшнее смерти?
А.Г. Но здесь ведь страх не физической боли, как я понимаю, скаже
м, из этого письма или из других писем, здесь страх брошенности, ненужност
и, безысходности, потеря надежды.
А.Т. Ну, это да.
А.Г. Это как раз тот самый ужас перед существованием.
А.Т. Вы знаете, я думаю, что тогда это уже становится очень близк
о к теме самоубийства, которое является иногда выходом для человека, кот
орый не может справиться с обстоятельствами. Но утверждать на этом основ
ании, что это хороший метод я не могу. Но вот если обратиться опять к теме с
траха или ужаса, то мне кажется, что самое деструктивное, что может быть, э
то ужас. Ведь это такая вещь, которая умонепостигаема, в отношении которо
й невозможно выстроить какой-либо способ взаимодействия. Она максималь
но деструктивна для психики. Это же очень хорошо показано в искусстве. Пр
иём Хичкока Ц саспенс, когда непонятно, что происходит вообще: какие-то з
вуки, шаги, тени, а что это такое Ц непонятно. Вот это и есть ужас. И я думаю, ч
то здесь многие технологии, о которых мы говорим: и религия, и медицина, и и
скусство Ц это, на самом деле, перевод ужаса в более приемлемую психолог
ическую форму, в страх. Вот пример. Почему дети, оказывающиеся в больницах
, в лагерях пионерских или в бойскаутских, отделённые от родителей и испы
тывающие тревогу по этому поводу, рассказывают друг другу страшные исто
рии? Это же нелепая ситуация: ведь и так плохо, зачем усугублять ситуацию э
тими рассказами? Но происходит очень важная вещь Ц ужас разрыва, когда у
жас новой ситуации переводится в понятную вещь, переводится в страх.
П.Т. Визуализируется.
А.Т. Визуализируется в рассказе, в сюжете. Все вместе кричат. И в
конце концов от этого явления можно под одеяло, например, спрятаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89