Отсюда опять же описание таких вещей, как очередь. Как-то сегодня все разг
оворы вертятся вокруг очереди. Очередь Ц это самый яркий пример, на мой в
згляд, один из ярких примеров столкновения этих разнорежимных, разнопре
цедентных текстов, каких-то поведенческих ситуаций и т.д. В разных очеред
ях люди ведут себя по-разному. В западных странах так, здесь так. Это много
кратно описано. Но если ты вынужден стоять в очереди, ты невольно подстра
иваешься под этот режим, существующий в очередях.
Вот так функционирует современный, мне кажется, фольклор. И более того, та
к вероятно, функционировал любой фольклор, и традиционный тоже. И та же бы
лина, и та же историческая песня или просто песня лирическая, тот же загов
ор, ещё какие-то тексты, которые мы привычно называем фольклорными, в обще
м-то, могут быть исследованы не только с точки зрения эстетической функц
ии или ещё чего-то подобного. Было бы смешно утверждать, что все фольклорн
ые тексты прекрасны, мудры и т.д., и т.д. Интересно посмотреть на прагматику
этих текстов. Но здесь важно уже говорить о методологии, в какой мере это и
зречение может быть подвёрстано к чему-то, могут ли быть найдены новые мо
дели. И протест традиционных фольклористов, он мне тоже понятен, потому ч
то пока таких методологий не существует. Негативного пафоса больше, чем
позитивного.
А.Г. Хорошо, а подход к методологии в чём заключается?
К.Б. Должна быть, во-первых, более-менее однообразная какая-то
шкала уже наработанных научных приёмов, как это есть с описанием былины.
Мы можем её разложить на составные какие-то части, описать её текстологи
чески, ещё как-то. Мы выделяем разные слои в тексте, как этнограф рассчиты
вает, скажем, структуру поведения, это тоже по аналогии с текстом. Он тоже
раскладывает поведение на такие текстовые означающие.
В данном случае приходится идти методом «тыка». И здесь есть большая опа
сность, потому что что-то есть в области антропологии, что-то есть в облас
ти этнографии. Это очень существенная проблема.
А.П. Но сохраняется, собственно, и традиционная фольклористич
еская методология, структура текста, функция текста, какие-то внутренни
е модели. Но просто к этому приходится добавлять какие-то непосредствен
ные социальные функции, если угодно. То есть, действительно, бессмысленн
о говорить о том, что весь фольклор прекрасен или весь фольклор мудр. Это к
ак раз чисто романтическая иллюзия. Фольклор важен для романтизма, потом
у что он прекрасен, и потому что он мудр, что он репрезентирует какую-то ин
ую мудрость, древнюю или наивную, или какую угодно ещё. А на самом деле, он в
сё-таки выполняет какие-то прежде всего социальные функции, идеологиче
ские функции. Почему-то объединяет этих людей, этих крестьян в этой дерев
не. Это определённая методологическая перспектива, искать, прежде всего
, вот эти вещи. И мне кажется, что у Кости как раз в книге это показано.
К.Б. Я не склонён думать, что, скажем, социологическое направле
ние, единственное и естественное. Но такой социологический пафос, мне ка
жется, всё-таки избавляет нас от такого олитературивания предметов фоль
клора. Потому что получалось и получается до сих пор нелепая ситуация. Пе
сня изучается как музыковедами, так и филологами. В конечном счёте, что та
кое песня решительно не ясно. Если же мы задаёмся вопросом о каком-то соци
альном функционировании песни, то что-то становится на свои места. Вот, на
пример, не так давно появилась очень дельная статья Николаева, который п
исал о том, что, в сущности, в застолье не нужно знать полного текста песни.
Такие наблюдения над функционированием песен, они показывают, что иногд
а достаточно знать первую строку или две строчки. В общей толпе идёт, что н
азывается, запевание и запивание, но этого достаточно, потому что сама си
туация песнопения за столом, она уже позиционирует ситуацию коллективн
ого единства, коллективного какого-то единения, общности той группы, кот
орая таким образом себя репрезентирует как группу. И вот это никогда не а
кцентировалось в традиционном изучении фольклора. Всегда ищутся какие-
то вещи, которые доказывают эстетические красоты, и в этом смысле элимин
ируется всё то, что входит в контраст с этими красотами.
Так что вот те самые классики-фольклористы, которых мы сегодня таковыми
считаем, они, во-первых, сами очень часто не считали себя фольклористами,
вот парадокс. Тот же Афанасьев, в общем, и не считался никаким фольклорист
ам, как и многие другие его коллеги. А с другой стороны, они как раз собирал
и всё то, что в той или иной степени репрезентирует некую социальную груп
пу. Эта социальная группа постоянно по-разному постулируется и терминол
огически обозначается в последующих исследованиях. В этом смысле с Афан
асьевым произошла какая-то очень смешная ситуация. Получилось так, что т
рехтомник этих Афанасьевских сказок это тексты одной группы, а эротичес
кие всякие сказки Ц это тексты другой группы, это совсем не то, это абсолю
тно ясно. Сегодня ясно. Но реакция даже на такие вполне очевидные вещи сег
одня в традиционной фольклористической среде до сих пор остаётся травм
атичной, потому что очень жалко расставаться с представлением о таком хо
рошо структурированном прошлом, и, соответственно, хорошо структуриров
анном настоящем. Был фольклор и был нефольклор. Потом фольклор помер, и ос
тался один нефольклор. А ситуация абсолютно, на мой взгляд, нелепая и треб
ующая какого-то прояснения в рамках самой фольклористики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89