Блюм, гораздо больше возмущенный поведением сына, чем махина
циями отца, довольно резко выставил Марселя вон и сразу же велел позвать
своего директора. Несмотря на письменные свидетельства, оказавшиеся в е
го распоряжении, он все еще не мог поверить в виновность человека, которы
й за тридцать лет службы не дал ни разу повода усомниться в своей честнос
ти. Поэтому патрону претили какие-либо увертки. Он сразу показал Корну ко
мпрометирующие его документы.
Немного смутившись, Корн улыбнулся Ц но это не была улыбка виноватого ч
еловека Ц и сказал:
Ц Вероятно, я допустил ошибку, что не рассказал вам об этом раньше, госпо
дин Блюм, так как действительно я уже давно получаю риторно
Риторно Ц компенсаци
я расходов, благодаря которым получается прибыль. (Примеч. пер.)
, в отдельных случаях я даже требую их уплаты. Кажется, таким образом
менее чем за десять лет мы получили более миллиона чистых прибылей…
Ц Кто это мы?
Ц Да наша фирма, черт побери! Вы обнаружите разницу между ввозной стоимо
стью товаров и той, которую я реально оплатил в счетах, в графе «прибыль и
убытки». Если бы я этого не делал, то риторно получал бы кто-то другой, и эта
сумма не была бы тогда учтена в соответствующей графе…
Блюм, у которого отлегло от сердца, протянул своему директору руку:
Ц Я надеюсь, Корн, вы не подозреваете меня в том, что я хотя бы на минуту по
верил в справедливость этих, с позволения сказать, разоблачений?
Ц А если бы и так? Тем хуже для меня. Однако в этом случае мне было бы непри
ятно сознаваться в своей маленькой хитрости, потому что я произвел бы вп
ечатление человека, который обеспечивает себе гарантию доверия на буду
щее. Но поскольку теперь вам все известно, забудем об этом.
Блюм не захотел разбивать сердце старого Корна, сообщая о гнусном предат
ельстве сына; он сослался на анонимное письмо, но так как показать его не с
мог, Корн заподозрил происки какого-нибудь завистливого подчиненного и
украдкой сам произвел расследование. Через три дня тайна была раскрыта.
Он, вероятно, убил бы своего сына, если бы опасение, что он отдаст Богу душу,
не возникло в самом начале взбучки, которую устроил Марселю отец.
Вечером того же дня, когда сын был сурово наказан, Марсель Корн явился ко м
не, весь в шишках, с опухшим лицом, большим синяком под глазом и рукой на пе
ревязи.
Чтобы объяснить свое плачевное состояние и предупредить дурное впечат
ление от поступка, о котором его отец непременно бы мне сообщил, Марсель с
ознался в нем сам, но представил дело таким образом и объяснил свое повед
ение такими мотивами, что получалось, будто вел он себя если не совсем пор
ядочно, то заслуживающим снисхождения образом, по крайней мере выступая
в роли героической жертвы, окруженной чуть ли не ореолом мученика.
Он пустил в ход несоответствия между грубым характером отца и болезненн
ой чувствительностью матери. К слову сказать, меня огорчал этот странный
мезальянс бывшего старшего мастера с дочерью ученого Сен-Клер Девиля, ж
енщиной утонченной и деликатной, столь же мягкой и благонравной, сколь е
е супруг был резким и порой даже грубым. Воспоминание об этой интимной др
аме смягчило мое суровое отношение к сыну.
Однако подобный поступок, какими бы ни были его мотивы, обнаруживал подл
ые душевные качества и опасное коварство. Поэтому Марсель Корн попыталс
я изменить это впечатление, изображая искреннее раскаяние и заранее осы
пая себя упреками, которые опасался услышать от меня. Икая, с трудом сдерж
ивая рыдания и проливая обильные слезы, он говорил, что хочет даже поступ
ить в Иностранный легион и искупить кровью свою вину, состоящую в том, что
он не задумывался над значением слов. Он, мол, совершил этот поступок в как
ом-то бессознательном состоянии…
Марселю было двадцать два года, я знал его еще ребенком и виделся с ним поз
днее, когда он подрос. Мне стало жаль его, и я проявил к нему снисхождение.

Чтобы спасти молодого человека, оказавшегося в бедственной ситуации, ли
шенного всякой поддержки, я предложил ему приехать в Африку и поступить
на мой завод в Дыре-Дауа. После такого конфликта с отцом Марселю надо было
куда-нибудь уехать.
Он поклялся мне в вечной преданности и заявил, что я спас ему жизнь. Таким
образом, поддавшись порыву жалости и не придав значения его вероломству
, которое должно было бы меня насторожить, я определил свою дальнейшую су
дьбу.
К самым разрушительным катастрофам обычно приводит предательство тех,
кого мы, как нам кажется, спасаем от деградации, великодушно предоставля
я им кредит доверия, в котором подобным людям отказывают все остальные.
Опасное великодушие, непростительная роскошь… Но что вы хотите? Я сам со
вершил множество ошибок, я сам столько раз подавлял в себе дурные инстин
кты, что не мог безоговорочно осуждать тех, кто проявил минутную слабост
ь и оступился. Я был не прав, когда судил о других по себе, ведь для меня дове
рие Ц это священные узы, соединяющие людей. Я полагал, что человек, которо
му я оказал доверие, поднимется на ноги, оправится от удара, чтобы его опра
вдать.
В самом деле, сколько несчастных навсегда скатились в яму, согнувшись по
д тяжестью совершенного в прошлом проступка, и только потому, что ни у ког
о не хватило смелости протянуть им руку и поверить в чистосердечность их
раскаяния… Увидев змею, ее уничтожают просто так, из принципа, не давая се
бе труда узнать: а ядовита ли она…

II

Моей первой заботой было найти адвоката, и я уже собирался выбрать его им
я наугад в справочнике, как меня посетила моя соотечественница, почти чт
о подруга детства, особа весьма известная в полусвете и политических кру
гах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66