все, что способствовало расцвету моих тал
антов, заявляло о себе с такой непреложностью, что совесть и разум были зд
есь бессильны. И потому она могла сказать мне тогда, что чувствует себя бо
льше женой, чем матерью. Но сегодня не было ничего удивительного в том, что
личность Армгарт, развивавшаяся отдельно от меня в одиночестве, на кото
рое я ее обрекал, претерпела изменения и оказалась восприимчивой к понят
иям буржуазной респектабельности и ложным ценностям. Она уже не могла вс
ецело принести себя в жертву во имя того, что перестало ее удовлетворять
в полной мере. И она искала оправдание своим поступкам, говоря, что ощущае
т себя больше матерью, чем женой.
По молчанию, которое наступило после моих слов, я понял, что Армгарт угада
ла мои мысли; но она не желала лгать только ради того, чтобы меня переубеди
ть.
Мы долго смотрели друг на друга, и в эти минуты взаимного проникновения н
аших душ между нами возникал новый союз, своего рода договор, который отн
ыне будет управлять нашими отношениями, сообразуясь с возможностями и т
ребованиями взаимных чувств, еще оставшихся у нас в сердце после тяжелог
о испытания.
Здание могло простоять еще долго; мы снесли шаткие пристройки сентимент
альностей и страстей, ибо уже ничего больше их не поддерживало. Ансамбль
стал менее прекрасным, но зато гораздо более прочным.

XVIII

Вечером, в день моего приезда, пришел, как обычно, Жермен. Известие о прекр
ащении уголовного дела не столько удивило его, сколько повергло в замеша
тельство, ведь он так ужасно ошибся. Начиная с того дня, когда он дал себя у
бедить в моей виновности, все его поведение определялось горьким сознан
ием обмана, жертвой которого он стал. Он не мог мне простить, что я, его друг
, утаил от него свои «преступления». Жермен мечтал стать моим конфиденто
м: может быть, он перестал бы тогда меня уважать, но не отказал бы в своей др
ужбе. Вот почему, узнав о моем освобождении, Жермен обрадовался этому, как
своей личной победе. Он вдруг избавился от чувства неловкости, которое и
спытывал, потому что в свое время с уважением отнесся к человеку, на повер
ку оказавшемуся заурядным разбойником. Он думал, что дружба умерла навек
и, но вдруг она возродилась, и он заключил меня в свои объятия и расцеловал
в искреннем порыве чувств. Я ощутил это и не отстранился от его объятий, н
есмотря на то, что приготовился выложить ему все, что накипело у меня на ду
ше после письма Тейяра. Но моя решимость потонула в эгоистическом удовол
ьствии, которое я получал, вновь обретая друга.
Однако Жермену было не совсем уютно. Не зная, что я догадываюсь о причинах
его смущения, он решил оправдаться в собственных глазах и отважился на к
освенные признания:
Ц В какой-то момент я, кажется, засомневался в вас, когда услышал утвержд
ения прокурора. Признаюсь, разумом я вас осуждал, но сердце отказывалось
в это поверить. Я ругал себя за слабость и, желая ее побороть, пытался загл
ушить свои чувства… Я хотел спасти ваших детей и вашу жену, поступая так, к
ак поступил бы любой порядочный человек в отношении семьи своего умерше
го друга, а ведь я действительно втайне оплакивал вас и даже желал, чтобы с
мерть стерла этот позор с вашего имени. Мысль, что вас могут обвинить в гну
сных преступлениях, была для меня непереносима…
Ц Да, я благодарен вам, Жермен, за наркотики, позволяющие без мучений отп
равиться к праотцам.
Ц Это Марсель попросил их у меня для вас, и желание покончить самоубийст
вом показалось мне тогда доказательством вашей вины… Вы не можете вообр
азить, как я мучился по ночам, послав вам этот яд, и благодаря тому, что я пер
ежил тогда, я понял, насколько люблю вас.
Ц Спасибо за это признание, и раз уж мы перешли к откровенному разговору
, я должен сказать вам, что ваше отступничество причинило мне острую боль.
Конечно, яд, переданный вами через Марселя, мог пригодиться, если бы помощ
ь не подоспела вовремя. Но я хочу поговорить о том письме, которое Тейяр пе
реслал мне без всяких комментариев; вероятно, он это сделал для того, чтоб
ы я убедился, с каким доверием он относится ко мне и насколько оно непокол
ебимо… Предъявленное им свидетельство дружбы восполнило недостаток по
ддержки с вашей стороны, и с той минуты мне захотелось жить ради этого еди
нственного друга, вопреки всему… вопреки всем. Вот, прочтите, что он мне на
писал.
Жермен ужасно побледнел, но он не был трусом.
Ц Я бы предпочел, чтобы вы об этом никогда не узнали, Ц сказал он. Ц Но, мо
жет быть, так лучше. Теперь все встало на свои места, и я принимаю упрек, кот
орого заслужил, и жду прощения.
Ц Нет никаких упреков, мой друг, а значит, и нечего прощать; это было по-че
ловечески очень понятно… Я люблю вас таким, какой вы есть.
Наступило примирение, и Жермен, быть может, еще выше поднялся в моих глаза
х, ибо, несмотря на то зло, которое он причинил или мог причинить мне, он не з
атаил обиды.
Так распознаешь истинное раскаяние, одно из наиболее редких чувств, пожа
луй, самое замечательное, самое возвышенное, ибо оно делает человека дос
тойным того, чтобы приблизиться к Богу.
Что касается Марселя Корна, то я опять обманулся. Поведение Марселя, кото
рое, как он заявлял, внушала ему любовь ко мне, я объяснял глупостью и неоп
ытностью молодого человека.
Моя жена, хотя она и не догадывалась о самых подлых его измышлениях, счита
ла его опасным тартюфом, но я, зная, что Армгарт часто бывает подвержена не
поддающимся разумному объяснению фобиям, не уступил ее желанию прогнат
ь Марселя с нашего завода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66