Мы с Жерменом были ровесниками. Его маленькое, чуть женственное лицо стр
анным образом контрастировало с его могучим телосложением, широкими пл
ечами и бицепсами боксера. Он даже слегка щеголял этим и охотно демонстр
ировал свою силу. Но это было вполне простительное чудачество, сродни те
м слабостям, которые делают великого человека еще более человечным.
Благодаря своей феноменальной памяти Жермен обладал неисчерпаемой эру
дицией. Он читал греческих авторов в подлиннике и был насквозь пропитан
латинской культурой, поэтому его стиль, за которым он всегда следил, даже
когда писал деловые записки, подкупал краткостью и изяществом.
В Монпелье в студенческую пору он влюбился в дочку цветочницы; Жермен ви
дел ее почти каждое утро, когда отправлялся в институт. Он женился на ней,
хотя все в его семье были против этого брака.
Нежная, набожная, преданная и невзрачная, эта необразованная женщина вск
оре смертельно ему наскучила. У них родились двое детей, но это не сделало
супружескую жизнь более приятной. Тогда, чтобы вырваться из этого провин
циального гнездышка, он принял предложение стать главным врачом на эфио
пской железной дороге и уехал туда один.
В Аддис-Абебе ему наконец посчастливилось встретить родственную душу
Ц женщину, о которой он мечтал и которая соответствовала его образу мыс
лей; он влюбился в нее без ума, так, как только можно влюбиться в зрелом воз
расте, если это первая любовь. Будучи пианисткой по профессии, она была к т
ому же превосходным музыкантом, и ее талант сыграл не последнюю роль в то
м, что почитатель Вагнера и Бетховена воспылал к ней чувствами. Овладевш
ая им страсть была настолько сильной, что она совершенно ослепила его, и, п
олагая, что ему отвечают взаимностью, он оставил свою жену, хотя и не разве
лся с ней официально, чтобы душой и телом отдаться этой любви.
К несчастью, подобно многим атлетического телосложения мужчинам, чья фи
зическая сила обещала необыкновенную пылкость, он разочаровал женщину,
и она быстро поняла, что никогда его не любила. Однако там, в Монпелье, любо
вь, которую он внушил когда-то маленькой цветочнице, не умерла: жена продо
лжала хранить ему верность, смиренно перенося одинокое заточение в прес
ном и унылом мирке, где пахло воском и буржуазной кухней. Но это была любов
ь-долг, чувство, в котором присутствует слишком большая доля добродетел
ьности, чтобы оно было Любовью истинной, Любовью жестокой, всепоглощающе
й, эгоистичной и дикой, Любовью, которая оставляет после себя раны, царапи
ны а порой и убивает, той Любовью, которая и была нужна этой искательнице п
риключений, женщине впечатлительной, беспокойной и болезненной. Увы! Нес
мотря на свои богатырские мышцы, Жермен не мог должным образом откликнут
ься на вспышки ее темперамента, ибо, привыкнув к сдержанному целомудрию
своей благочестивой супруги, он был неподготовлен к неожиданным выходк
ам столь вулканической натуры.
Та, которую звали в Аддис-Абебе «мадам Жермен», помимо того, что ее привле
кал мужчина-атлет, была покорена незаурядным умом этого человека, котор
ого все в один голос считали уникумом. Но это уважение к его интеллекту ум
ерло вместе с ее физическим разочарованием. Она поняла наконец, что оказ
алась обманутой своим восторженным отношением к эрудиции Жермена; и тог
да подлинная любовь явилась ей в образе итальянца, атташе дипломатическ
ой миссии, человека с заурядной внешностью, неуклюжего и ничем не примеч
ательного.
Как-то вечером, вернувшись домой после врачебного обхода, Жермен нашел н
а столе письмо примерно следующего содержания:
«Дорогой друг!
Простите мне этот ужасный удар, который наносит вам моя прямота, но уваже
ние к вам не позволяет мне лгать. Я думала, что люблю вас. Но я спутала любов
ь с восхищением. Я боролась с собой вплоть до того дня, когда повстречала ч
еловека, о котором мечтало мое сердце. Я ничего не могу поделать… Я уезжаю
с ним.
Прощайте, мой бедный и дорогой друг; вы утешитесь, ибо человек быстро исце
ляется от такой раны, если она чиста и не осквернена ядом предательства. В
ы достаточно сильны, чтобы смириться с этой жертвой, которая делает меня
счастливой, и достаточно великодушны, чтобы меня простить».
Удар и в самом деле был ужасен. Жермену показалось, что он сойдет с ума, и, же
лая сменить обстановку, где все ему напоминало об измене, он попросил пер
евести его в Дыре-Дауа…

VI

Я находился в тюрьме уже сутки, но внешний мир проявлял себя лишь утренни
м пением муэдзина на минарете находившейся по соседству мечети и появле
нием молчаливого чернокожего охранника. Через несколько дней я узнал, чт
о его безмолвие объяснялось присутствием главного жандарма, который пр
охаживался неподалеку по дозорному пути, навострив уши.
Утром следующего дня охранник привел двух заключенных, сомалийских мал
ьчишек; им было поручено подмести дворик, примыкающий к моей камере. Я зна
л, что заключенные ежедневно покидают пределы тюрьмы и отправляются пол
ивать сады губернатора или освежать господ чиновников, приводя в движен
ие панки. Все меня знали и только ждали возможности чем-то услужить. На вс
який случай я приготовил письмо жене, в котором сообщил, что меня задержи
вают в Джибути юридические формальности, необходимые для составления к
ассационной жалобы. Я положил конверт на край стола на видном месте, где у
же находились другие бумаги, и показал на него взглядом одному из сомали
йцев, который, не переставая подметать, наблюдал за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66