Между собой мы звали ее Пунеттой (уменьшительное от Жозефины на каталонс
ком языке). Она носила фамилию Делькаделл, принадлежащую богатой буржуаз
ной семье, которая отдала ее на воспитание к монахиням в Сакре-Кёр.
В шестнадцать лет она бежала с одним молодым поэтом в Париж. Но вскоре раз
очаровалась в своем кавалере, найдя его самовлюбленным и глупым, и, отвер
гнутая семьей, увлеклась театром.
Эта когда-то юная девушка стала теперь красивой сорокалетней женщиной;
она не была обделена ни талантом, ни умом, но играла только во второстепен
ных театрах, в основном в тех труппах, которые гастролировали по провинц
ии. Впрочем, Пунетта была прирожденной актрисой, она всегда играла какую-
нибудь роль, и не только на подмостках.
Умелая, одухотворенная, к тому же втайне склонная к интригам, она могла бы
стать знаменитостью и оставить яркий след в истории театра, если бы ее ле
гкомыслие и взбалмошность не разрушали так часто все, чего она достигала
благодаря своим достоинствам.
Она притворялась, что относится ко мне как к доброму приятелю, и, возможно
, это было ответом на мое поведение, которое никогда не переходило рамок о
бычного ухаживания, но за этим товарищеским отношением скрывалось оско
рбленное самолюбие, поскольку чисто дружеский стиль общения был навяза
н женщине, привыкшей соблазнять мужчин и вертеть ими по своей прихоти.
Задетая моим безразличием, хотя она и не подавала виду, Пунетта вбила себ
е в голову, что должна меня «заполучить», и, увлекшись этой игрой, в конце к
онцов вообразила, что любит меня. Но и тут тоже она исполняла роль, но уже д
ругую.
Довольная тем, что ей выпал случай показать мне не только свою преданнос
ть, но и влияние, она представила меня своему «другу», секретарю Палаты, не
коему Фийо, мужчине гораздо старше ее, лет этак пятидесяти, хотя на вид ему
нельзя было дать больше сорока, настолько большое внимание он уделял св
оей наружности. Он держался приветливо, естественно и снисходительно, ка
к и надлежало превосходящему всех парижанину.
Он сразу встал выше вульгарных обстоятельств благодаря вызывающему пр
езрению ко всем этим побрякушкам, посредством которых наши избранники п
оддерживают и культивируют почтение к себе со стороны своих избирателе
й.
Он щеголял снисходительной безнравственностью, раскрепощавшей совест
ь людей и открывавшей таким образом двери для любых более или менее подо
зрительных сделок в политическом мире.
Этот цинизм превращался в своеобразную искренность, которой можно было
придать вполне благопристойный характер редкой отваги, состоявшей в то
м, чтобы осмелиться не скрывать того, что принято утаивать.
Он по-своему оказал мне большую честь, впустив за кулисы театра марионет
ок. По мнению его любовницы, он считал меня человеком свободным от предра
ссудков, способным воспринимать вещи без особой щепетильности, как и под
обает законченному авантюристу.
Послушать его, так мир политики был до такой степени развращен, что в нем н
е осталось ничего, не тронутого порчей. Поэтому следовало относиться к э
тому миру философски.
Увы, он был прав. Но напрасно он распространял свои наблюдения на все обще
ство, которое является жертвой, а не сообщником своих избранников. Впроч
ем, иной взгляд на вещи не позволил бы ему наживать себе имя на полном прен
ебрежении к нравственности.
Он думал, что все люди устроены точно так же, как он, иначе говоря, алчны, амо
ральны и кровожадны. Понятие Родины было в его представлении обманом, да
ющим возможность извлекать выгоду из воодушевления глупцов, которых по
сылают на гибель во имя защиты накопленных богатств. Тогда почему надо и
спытывать колебания, когда решаешь служить тому, кто предлагает тебе бол
ьше других, не беспокоясь о государственных границах?
Нетрудно понять, куда заводит подобная широта взглядов.
Позднее я узнал, что он интриговал, способствуя покупке крупной парижско
й газеты «Матен» и тому, чтобы поставить ее на службу интересам Германии.
Пунетта, втайне сочувствовавшая коммунистам, помогала ему, может быть и
неосознанно, в этом разрушительном деле.
Тогда подобный образчик человеческой породы был мне в новинку, и я не зна
л, что Фийо Ц наиболее яркий представитель наших политиков. Возможно, су
ществуют исключения, но они настолько редки, что выглядят просто смешно.

После того как я изложил ему суть вопроса, он покровительственно улыбнул
ся и, снисходя до моей провинциальной наивности, принимающей все за чист
ую монету, спросил:
Ц Какую сумму вы могли бы пожертвовать для того, чтобы уладить дело?
Ц Не имею понятия…
Ц Вижу… Ну-с, я полагаю, что с помощью сотни банкнот можно было бы образум
ить вашего губернатора.
Ц Но я в своем праве! Судебное решение, вынесенное в Джибути, чудовищно, о
но должно быть кассировано.
Ц Ах! ах! как вы еще молоды! Ничто не бывает чудовищным, мой дорогой. Голый
дикарь со своей пикой находит чудовищным пулемет, но дайте его ему, и он бы
стро переменит свои взгляды… Никогда не ропщите на оружие противника, а
постарайтесь получить в свои руки средства еще более грозные. Что касает
ся богини правосудия, с ее мечом и весами, то она как бы вопрошает: «Жизнь и
ли кошелек?», призывая вас бросить на тарелку свои монеты… И даже, как прав
ило, норовит вас обвесить. Вы, мой дорогой друг, еще пребываете на стадии м
орали лубочных картинок.
Ц Возможно. Но оставьте мне хотя бы капельку иллюзий. Я живу вдали от цив
илизованного мира, и мне простительно не знать его сточных ям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66