«А ведь он может нам помочь! Давай попробуем предложить ему».
Кямиль-бея словно ножом резанули по сердцу. Он подумал, что они, вероятно, рассчитывают на денежную помощь, и в одно мгновение понял, как горька и беспомощна бедность. «Что я могу продать? Одну из лавок?»—лихорадочно думал он.
— Як вашим услугам, — проговорил Кямиль-бей дрогнувшим голосом. — Что-нибудь придумаю... Я очень благодарен вам обоим, что вы меня вспомнили. Вы, конечно, не знаете, в каком я положении... Но я постараюсь... Деньги раздобыть не так уж сложно...
— Да что ты, дорогой, чепуху городишь! Будто мы не знаем твоего положения... Всем известно, что ты остался без гроша. Да мы сейчас и не нуждаемся в деньгах...
— Простите, значит, я не понял. Вам не нужны деньги?
— Не беспокойся! Нам не деньги, а человек нужен. Ты знаешь толк в иллюстрациях, хорошо пишешь. Можно использовать тебя и как автора, и как художника. К тому же ты владеешь иностранными языками. Будешь помогать нам выпускать газету, редактировать, корректировать. А хочешь, можешь ведать типографией, набором, распространением.
Впервые в жизни делали Кямиль-бею подобные предложения, и он так обрадовался, что перестал слушать. Сердце его преисполнилось гордостью от того, что о нем вспомнили в связи с таким делом.
— А я справлюсь? — спросил он, и в его голосе прозвучала искренняя тревога.
— Почему же не справишься? Специально учиться этому не надо. Вот Недиме-ханым — женщина и то справляется.
— Что ж, прекрасно, если так. Я сделаю все, что в моих силах. Спасибо, братец,— сказал Кямиль-бей, с благодарностью пожимая руки Ахмета.
— Что ты, что ты! Это мы должны тебя благодарить. Только знай, что мы вовсе не хотим навлекать на твою голову неприятности. Недиме-ханым примет тебя на ра-
боту с небольшим жалованьем. Ты явишься к ней, как промотавшийся кутила. В случае чего всегда сможешь выкрутиться: «Я, мол, ничего не знаю, служу за деньги».
— Ради спасения своей шкуры предать женщину?
— Ну что ты! Мы просто не хотим напрасных жертв. Женщин пока не трогают. Лишь бы дело шло как следует. Ты должен вести себя как лояльный чиновник и даже, если потребуется...— продолжал Ахмет, смущенно опуская глаза, — если тебя будут допрашивать, можешь сказать, что Недиме-ханым — твоя любовь.
— Помилуй, аллах! Даже в шутку я не позволю себе этого!
— Знаю, дорогой... Но, вероятно, тебе и не придется этого говорить. Они будут выведывать о ваших отношениях окольными путями. А ты прими вид человека, пораженного их хитростью, удивляйся, как это им удалось пронюхать о вашей тайне. Получится своего рода полупризнание.
— Ихсан тоже так хочет?
— Ихсан уверен в своей жене. Мы тоже в ней уверены. Погоди, не перебивай... Мы уверены и в тебе. Ты совсем не изменился, ведь и в школе ты никогда не понимал шуток. Между тем, как видишь, шутки иногда бывают очень серьезны. Я всегда говорил, что тебя испортило богатство. Чуть человек побогаче, он уже не видит жизнь такой, какая она есть, не понимает, что иногда приходится поступать вопреки своим желаниям. Ты раб своих представлений о жизни.
— Раб, раб. Я раб, хорошо знающий, что нужно делать, чтобы спасти женщину... Да ты и сам это знаешь,— проговорил Кямиль-бей с грустной улыбкой... — К тому же сейчас я уже не богат. Во всяком случае, я так же, как и вы, могу перенести все.
— Что, снова задело самолюбие?.. И почему только вы, аристократы, никогда не можете придерживаться золотой середины? Сейчас речь идет не об Ихсане, Недиме-ханым или Кямиле... Речь идет о стране... Я хотел сказать о «родине»,— улыбнулся Ахмет, — но теперь это слово так опошлили... Надо было бы запретить употребление некоторых слов. И прежде всего таких, как «родина», «нация». Неужели тебе кажется странным, что люди, решившие отдать жизнь за свою страну, готовы ради нее поступиться честью?
— Я считаю, что лучше погибнуть, оставаясь верным* родине и не поступаясь честью.
— Да, погибнуть так, конечно, хорошо. Но если это невозможно, что поделаешь? Разве не запятнана честь всех пленников оккупированного отечества? Стереть это пятно мы можем, только освободив свою землю, и незачем прислушиваться к тому, что говорят о нас враги. Вот как мы думаем. О аллах! С тобой я и сам заговорил высокопарно... Извини...
— Хорошо, хорошо... Когда же мы все-таки пойдем к Ихсану?
— Значит, принимаешь наше предложение? Спасибо, я в тебе не ошибся. В школе ты мне всегда нравился больше других. Обычно людей испытывают на деле, но в тебе мы не сомневаемся. Мы уверены, что ты с честью выполнишь то, что тебе поручат.
— Разве ты допускал мысль, что я не соглашусь?
— Нет, конечно. Я был уверен, что ты согласишься, но Ихсан немного сомневался.
— Ну, благодарю тебя. А Ихсану я при свидании скажу, что он обидел меня... Так вот каким оказался Ихсан! Кто бы мог подумать? Просто удивительно!
Ахмет взглянул на часы:
— О, я опаздываю! Извини... Завтра встретимся здесь же.
— Да погоди же... Что мне нужно взять с собой?
— Ничего... Достаточно и того, что мы забираем тебя...
Кямиль-бей смотрел вслед уходящему Ахмету и взволнованно вертел в руках спичечную коробку. Сердце его было полно счастья. Он чувствовал, что может гордиться. Впервые в жизни от него ждали самопожертвования, а он уже давно стремился к нему. Бедняки, которые могли стать настоящими друзьями, всегда несколько сторонились его, потому что он был богат. А его тянуло именно к ним. Разве мог когда-нибудь богач пожертвовать собой ради другого. Между тем настоящий человек нуждается в том, чтобы кто-то жертвовал собой ради него, а временами и сам испытывает сильную потребность в самопожертвовании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106