Турецкие девушки без малейшего стеснения принимали ухаживания победителей. «В этом мире не стареет только ложь! — подумал Кямиль-бей, потрясенный видом этой улицы плененного города. — Какое заискивание перед иностранцами! И это среди горя и слез миллионов людей!»
Он откинулся на спинку сиденья. Да, но с какой легкостью солгал он Ниязи-эфенди насчет острова! Эта ложь была необходима, чтобы не волновать Недиме. Каким образом у него вырвалось упоминание об острове, он и сам не знал. Ложь вызревает внутри нас, а мы об этом даже не подозреваем.
Да, ложь бывает иногда нужна и ради блага. Приходится лгать даже таким честным людям, как Ниязи. И там, куда он едет, тоже не скажешь правды. Если бы ему раньше дали понять, что он способен на такую ложь, он обиделся бы и отрицал это. Больше всего на свете он ненавидел ложь, считая ее последней подлостью, душевной опустошенностью, недостойной человека. Но, оказывается, и у него, как у всех, есть эта отвратительная черта...
Итак, Ахмет заболел и сообщил ему об этом. Болезнь пустяковая, насморк. Чтобы не вызвать у Недиме подозрений в правдивости его слов, надо сразу же завести разговор о Ниязи. Недиме-ханым придавала особое значение всему, что касалось Ниязи-эфенди.
— Ну вот, бей, мы и приехали в Нишанташи, — сказал кучер.
— Отлично.
Кямиль-бей чуть было не велел свернуть направо и выехать на нужную ему улицу, но вовремя опомнился.
— Остановитесь. Мне надо зайти в бакалейную лавку. Кямиль-бей расплатился и свернул в боковую улицу.
Побродил немного. Но потом, совершенно не подумав о том, что за домом Недиме, муж которой сидит в тюрьме, а один из знакомых только что арестован, может быть установлена слежка, он уверенно нажал кнопку звонка.
— Кто там? —• Откройте.
— Кого вы ищете, эфендим?
— Мне нужна Недиме-ханым.
Дверь приоткрылась, и в ней показалась старуха.
— Ханым-эфенди больна.
— Знаю. Я не чужой. Мы вместе работаем в газете.
— Ах, это вы? Пожалуйста, входите. Кямиль-бей вошел и быстро закрыл за собой дверь.
— Ханым-зфенди в постели? — Да, отдыхает.
— Пусть не встает. Но мне ее непременно нужно видеть. Я задержу ее недолго, всего несколько минут.
Висевший под потолком фонарь тускло освещал нижнюю часть лестницы, верхние ступеньки тонули во мраке. «Бедная женщина разволнуется. Чего ей только не приходится терпеть из-за нас»,— промелькнуло в голове у Кя-миль-бея. Как часто он вынужден был повторять эти слова.
— Входите, эфендим.
Кямиль-бей раздумывал: снимать пальто или нет? Но, вспомнив, что пробудет здесь недолго, поднялся наверх не раздеваясь.
В гостиной топилась печь. Недиме-ханым вышла в желтом халате.
— Что случилось, Кямиль-бей?—тревожно спросила она.
— Ничего особенного, Недиме... Я заглянул к вам по одному делу.
— Что такое?
— Как только вы уехали, в редакцию пришел Ниязи-эфенди. Он совершенно здоров. Получил из Анатолии хорошие вести. Ходят слухи, что после боя под Инёню в Европе предсказывают нашу победу. Переговоры будут нам выгодны.
— Сядьте, пожалуйста,— предложила Недиме.— Чего же мы можем ждать от конференции?
— Говорят, что речь идет о возвращении нам Измира. Ну, а как ваше самочувствие?
— Я чувствую себя хорошо. Но ваше постоянное беспокойство обо мне в конце концов меня свалит. Ахмет не приходил?
— Ахмет? Нет...— Кямиль-бей хотел сказать, что он болен, но вспомнил приготовленную ложь.— Он не был в редакции, но сообщил, что по срочному делу уехал в Измят. Ахмет просил через Ниязи-эфенди, чтобы вы передали мне бумаги.
— Какие бумаги?
— У вас есть какие-то документы о готовящемся наступлении противника. Оперативные планы...
— Неужели вы сказали, что я больна?
— Кому? Нет... Должно быть, Ахмет так предположил...
— Не скрывайте. Вы, конечно, сказали: «Она ничего не сумеет сделать».— Недиме-ханым засмеялась и укоризненно покачала головой.— Мне становится не по себе от вашей мягкосердечности. Ахмет не должен был поручать вам таких дел. Ну-ка, говорите всю правду!
— Какую правду? Конечно, Ахмет не говорил так слово в слово. Он просто сказал: «Пусть Кямиль заберет бумаги и передаст их товарищу на пароходе «Гюльдже-маль». Мне было неловко признаться, что я не в курсе дел, и я согласился, сделав вид, что все знаю.
— Почему же вам было неловко? Из-за того, что мы это от вас скрыли?
— Да... Но потом я понял, что неправ. Ахмет ведь знал, что мне о бумагах ничего не известно, и все-таки поручил это дело мне. Значит, это не тайна от меня. Я очень обрадовался. Ведь недоверие товарищей страшно огорчает.
— «Гюльджемаль» отходит завтра после полудня?
— Да, завтра.
— Хорошо. Благодарю вас за сообщение. Завтра я сделаю все, что нужно.
— Нельзя. Дело поручено мне. Ахмет заявил это самым категорическим образом. Он сказал: «Кямиль-бей должен пойти лично... Лично...»
— Почему же, эфендим? Мы об этом не договаривались.— Заметив, что Кямиль-бей снова расстроился, она улыбнулась:—Ну не дуйтесь. Клянусь аллахом, здесь нет и тени недоверия. Вы же видите, что от вас ничего не скрывают... Не буду отрицать, мы просто решили пока не впутывать вас в такие дела.
— Вот это-то мне и неприятно. Почему вас раздражает моя тревога за вас? Ведь на самом деле для этой тревоги есть все основания. В конце концов подумайте немного и обо мне. Или вы считаете меня менее подходящим человеком, чем Ахмета?
— Что вы, эфендим. Вовсе нет. Просто не к чему впутывать вас в эти дела. Я ведь тоже только по необходимости занимаюсь ими. Мы боялись, как бы Розальти чего-нибудь не выкинул. Ахмет срочно отдал мне документы, хотя взялся сам передать их по назначению через
своих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106