Шалунья куда-нибудь спряталась?
— Нет, я не привела ее. Очень холодно, а у нее болит горло.
— Она осталась дома одна?
— Нет. Вот уже с неделю Элени, прислуга моей тети,живет у нас.
— Девочка забудет меня.— Вспомнив о Рамизе-эфенди, Кямиль-бей виновато улыбнулся. — Разрешите представить вам Рамиза-эфенди. Мы с ним в одной камере. Он хотел видеть Айше.
Нермин подала Рамизу руку и слегка улыбнулась.
— Рада познакомиться с вами, эфендим. В вашей ком-нате есть печка?
— Есть, — ответил Кямиль-бей. — Да будет аллах доволен Шерифом-эфенди. Господин лейтенант обеспечивает нас всем необходимым.
— Тетя тоже хотела прийти. Но она занята. Говорят, суд проходит хорошо?
— Да, хорошо... Что нового?
— Какие там новости! Я не выхожу из дому и ничего не знаю. Айше очень шалит.
Они умолкли, словно им больше не о чем было говорить. Наконец Рамиз-эфенди, чтобы рассеять томительное молчание, сказал:
— Ханым-эфенди, я знаю по своему сыну. У него тоже часто болит горло. Какие-то там миндалины, что ли? Черт их знает, как они называются... Вот они и опухают... Жена смазывает ему горло настойкой йода и поит липовым отваром. Пропотеет, а на следующий день совершенно здоров.
— В самом деле, эфендим?
— Да... миндалины — это крепость организма. Когда в него попадают микробы, первый бой им дают миндалины. Беспокоиться не стоит.
— Да... —Нермин повернулась к мужу: —Вы в чем-нибудь нуждаетесь? Я ничего не принесла. Трудно нести свертки в такой толпе. На этой неделе придет Элени. Отдайте ей грязное белье и напишите, что вам нужно.
— Хорошо, значит, никаких новостей не слышали?
— Дядя виделся с его превосходительством военным министром. Он обещал что-нибудь предпринять.
— Благодарю, но я не об этом. — Кямиль-бей не решался спросить, какие вести из Анатолии. — Я имею в виду военные новости.
— Они меня совершенно не занимают... Говорят, что будет мир... Говорят, его обсуждают в Лондоне.
— Да... Айше плохо себя чувствует?
— Простудилась... Не беспокойтесь... Позавчера приходила Сурейя, старшая дочь Ариф-паши. Я ее никогда раньше не видела. Говорили, что она косоглазая. И это, оказывается, правда. На минувшей неделе нас навестили
вес, кто услышал о вашем аресте. Все передают вам привет, все очень огорчены.
— Благодарю.
Муж и жена снова замолчали. Немного погодя Нермин спросила, как они проводят время. Лейтенант Шериф-эфенди, ждавший случая вмешаться в разговор, стал рассказывать, что Кямиль-бей рисует и очень хорошо, что его портреты имеют большое сходство с оригиналом и все, кто их видел, просто в восторге.
Кямиль-бею очень хотелось, чтобы жена заинтересовалась его рисунками и попросила бы их показать. Но Нермин молчала.
— Господин лейтенант, прикажите принести чайник и все что нужно, — попросил Шерифа Рамиз-эфенди. — Чайник внизу кипит, ханым-эфенди продрогла.
— Хорошо, — сказал лейтенант и позвал дежурного.
— Не нужно, эфендим, — возразила Нермин. — Не беспокойтесь, меня ждет фаэтон. Пора идти... ребенок болен...
— Нельзя, — решительно заявил Рамиз. — Если уйдете без чая, не приведи аллах, и вы заболеете, а тогда Кямиль-бей умрет от горя. Ведь уже все готово. Стаканы у нас чистые, положитесь на своего мужа.
— Да я вовсе не об этом говорю. Может быть, мы беспокоим бея-эфенди?
— Шериф-бея? Не думаю. Он будет доволен.
— Что вы, что вы, ханым-эфенди! — потер руки лейтенант. — Это наш служебный долг. Сидите хоть до вечера... Как вам будет угодно...
Лейтенант приказал дежурному принести чай и заговорил о плохой погоде, о своем опасении, как бы Хызыр-Ильяс тоже не выдался ненастным, о том, что он решил тем не менее сходить с товарищами в Кяатхане.
Дверь отворилась.
— Вы здесь? — спросила, входя в комнату, низенькая худая женщина. Ее вуаль была откинута, смуглое лицо в обрамлении черного чаршафа казалось совсем крошечным. Она посторонилась, кого-то пропуская.— Вот отец! Входи
же!
— Где же ты, негодник? — сказал Рамиз-эфенди, вставая.
Мальчик, нагнув голову, стремительно бросился к отцу. Ростом он был Рамизу по пояс и, чтобы дотянуться до его лица, встал на цыпочки.
— А мама говорила, что не разрешают видеться... Разрешают же...
— Да, дитя мое, разрешают.
Рамиз-эфенди присел на корточки и взял сына за руки.
— Замерз, негодник? Ну-ка, согрей руки. И скажи всем «здравствуйте». Вот дядя Кямиль-бей... А это тетя Нермин-ханым.
Сын Рамиза Кадир подошел к печке. В его худом лице не было ни кровинки. Эта бледность еще больше оттеняла черноту его глаз. Он не стеснялся, но вел себя скромно.
Жена Рамиза достала из-под чаршафа узелок и положила его на табуретку. Несмотря на то, что на улице было холодно, на ее лице блестели капельки пота. Она казалась очень слабой, но взгляд у нее был смелый и решительный. Сев на табуретку, пододвинутую ей Рамизом-эфенди, она взглянула на Нермин и снова повернулась к мужу.
— Эта ханым — жена Кямиль-бея?
— Да... Вы опять пришли пешком? Вон сколько грязи на ваших башмаках.
— Мы шли в гору. Не всегда найдешь фаэтон.
— Они идут из Джеррахпаши, — сказал Рамиз, улыбнувшись Нермин.
Нермин ничего не ответила. Она не знала, где находится район Джеррахпаша.
Ибрагим и дежурный солдат принесли чай и стаканы.
— Значит, и до вас дошла радостная весть? — увидев их, спросила жена Рамиза. — Поэтому и пиршество?
— Какая радостная весть?
— Да будет тебе! Чего притворяться? Разве ханым-эфенди не сказала?
— Говори, что случилось?
Рамиз почти прокричал эти слова. Кямиль-бей встал, сердце его замерло. Женщина была поражена.
— Как? Вы ничего не слышали? Такая новость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106