Ужинала семья Кямиль-бея всегда за столом у капитана. Нермин за все плавание ни разу не изменила своим привычкам. Она ставила шезлонг в тень и, сидя в нем, читала роман или задумчиво смотрела на море. В присутствии мужа она чувствовала себя в безопасности и радовалась возвращению в Стамбул, где жили ее родственники: тетка с дочерью — ее сверстницей. За восемь лет разлуки она никогда не скучала о них и все же теперь была рада вернуться в Стамбул. Но если бы «а полпути муж вдруг передумал и сказал, что они поедут в Египет, она охотно бы согласилась. Не зная жизни, не испытав никаких лишений, Нермин считала, что весь мир одинаков, и важно ей было одно: чтобы муж был рядом с ней.
Дарданеллы прошли ночью. На следующий день к полудню судно пришвартовалось к Галате. Нермин накинула чаршаф и вместе с Кямиль-беем вышла на палубу. «Ах, милый Стамбул!» — воскликнула она. Но тут же заметила стоявшие на рейде иностранные военные корабли и тихо прошептала: «Как их много».
Если бы Босфор не был так узок, ей, возможно, и не показалось бы, что их много.В памяти Кямиль-бея сохранился прежний Стамбул, с небольшими колесными пароходами «Ширкет», и он никак не мог представить его себе в роли военного порта. Мощная военная техника иностранных гостей плохо гар-
монировала с деревянными домиками Ускюдара, с мечетями — этими безобидными памятниками ислама, давно потерявшего свое былое величие.
Галата ничем не отличалась от портов Италии и Греции, куда они заходили по пути: всюду иностранные флаги, множество иностранных солдат.
Кямиль-бей никого не предупредил о приезде, поэтому их никто не встретил. Они остановились в хорошей гостинице на Бейоглу.
На следующий день Кямиль-бей нашел адвоката и занялся делами. Сложные и длительные подсчеты показали, что у Кямиль-бея осталось всего две лавки в Стамбуле и одна вилла в районе Багларбаши. После смерти отца нашлись друзья, предъявившие иск на долги покойного, и дальние родственники, претендующие на наследство. Они качали растаскивать имущество умершего. Несколько ханов, баня, лавки и дома, управление которыми было передано адвокату, сгорели во время пожаров. Конечно, можно использовать бывшие под ними земельные участки, но для этого надо было ждать, пока муниципалитет составит новый план сгоревшего района.
Продав особняк в Нишанташи, адвокат отправил находившиеся в нем вещи на склад. Теперь они зашли туда, отобрали все необходимое, а остальное продали старьевщикам. Поскольку арендная плата за лавки была получена за несколько лет вперед, у Кямиль-бея на руках оказались лишь деньги, вырученные от продажи движимого имущества.
Адвокат сказал Кямиль-бею:
— Я видел несколько записей вакфов, но не имел возможности изучить документы, оставленные вашим покойным отцом.
— Разве вакфы могут пригодиться?
— Конечно... По закону вы имеете право управлять
этими землями. После того как вы произведете необходимые затраты, они перейдут в вашу собственность.
— Да, об этом стоит подумать...
— Я полагаю, что вы захотите немного отдохнуть. За это время прошу вас изучить имеющиеся документы. Особенно нам могут пригодиться вакфы, находящиеся в Стамбуле. Анатолийские вакфы вряд ли нам нужны, ведь уже много месяцев я не имею сведений об имениях в Адане и Измире. Вы все поняли?
— Разумеется, благодарю вас. Я непременно ознакомлюсь с документами. А что, вилла в Багларбаши пригодна для жилья?
— Не знаю... Но думаю, что пригодна. Одно время ее занимали военные. Вещи я сдал на хранение садовнику. Вы хотите вместе со мной туда поехать?
По тону, каким адвокат задал этот вопрос, было ясно, что ехать вместе он не хочет. Поблагодарив его, вероятно, десятый раз за этот день, Кямиль-бей раскланялся.
Деревянная вилла в Багларбаши стояла в огромном саду. В свое время она принадлежала тетке Кямиль-бея, большой любительнице кур. Когда ее выстроили, она получила известность как вилла Назикдиль-ханым. Позже с ней сравнивали все вновь строящиеся здания, говоря: «Это здание больше виллы Назикдиль-ханым» или: «Эта дача роскошнее виллы Назикдиль-ханым».
Вернувшись как-то из Франции, Кямиль-бей поехал навестить тетку и, желая завоевать ее расположение, сказал ей, что ему очень нравится эта вилла, что еще в Париже она несколько раз ему приснилась. Эти слова, произнесенные в шутку, чтобы доставить удовольствие старой женщине, гордившейся своей виллой, имели неожиданное последствие: умирая, тетка завещала ее племяннику.
Поселившийся на вилле в качестве помощника садовника албанец сначала не узнал Кямиль-бея, так как очень постарел и потерял память. Уже несколько лет ему трудно было ухаживать за садом, и, если говорить правду, он не мог даже его сторожить.
Как ни старался Кямиль-бей напомнить о себе, старик лишь недоверчиво покачивал головой. И только увидев в его руках ключи от комнат, в которых хранились вещи, он наконец поверил ему, вспомнил покойную хозяйку и заплакал.
Они поднялись наверх, в ту часть дома, которая расположена над каретным сараем. Здесь было пять комнат. В одной жил старик, в двух хранились вещи, остальные две пустовали.
Затем осмотрели всю виллу. Правое крыло, где жили офицеры, пострадало меньше. Очевидно, к нему относились бережнее.
Кямиль-бей сел в ожидавший его фаэтон и подъехал к расположенной на углу кофейне. Встретив там старосту и имама, он представился им и рассказал о своих намерениях.
Эти люди кое-что слышали о нем, и, видимо, то, что они слышали, вселило в них доверие. Они встретили Кямиль-бея любезно и, казалось, были довольны тем, что он решил поселиться здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106