— А что, вы приготовили бы ревани?
— Ревани все равно будет приготовлен.,. Но... мне кажется, если бы вы предупредили, было бы лучше.
— А где ваши женщины?
— Проходите, пожалуйста. Айше будет очень расстроена... Она наверняка хотела бы показаться более нарядной тете Недиме-ханым.
— Мне очень хочется увидеть эту маленькую испанку.— Недиме-ханым быстро подошла к Нермин, которая в этот момент показалась в дверях. — Я вас не побеспокоила своим приходом?
— Напротив, я вам очень рада.
— Где же ваша Кармен?
— Одевается... Побежала наверх. Она у нас дикарка.
— Неужели? Вы, конечно, не догадываетесь, что я пришла сватать ее за сына!
Пока в гостиной не появилась Айше, беседа проходила сдержанно, словно знакомство с девочкой было единственной целью везита.
Айше, маленькая, худенькая, черноволосая с черными умными, живыми глазками, вошла, не стесняясь, поцеловала руку Недиме-ханым и подставила ей лоб для ответного поцелуя.
— О аллах! Какая миленькая! Просто прелесть! Ты сядешь ко мне на колени?
Айше казалась злой и непослушной, но в действительности была мягкой и ласковой, как шаловливый котенок. Какое-то мгновение она внимательно рассматривала Недиме-ханым.
— Вы приехали на фаэтоне?—спросила она.— Я вас видела в окно.
— Вот как? В таком случае ты, конечно, узнала меня, как только увидела...
— Нет! Не узнала.
— Почему же? Разве мы не ехали вместе на пароходе?
— На каком пароходе?
— На огромном пароходе... На пароходе, который привез вас сюда... Ну-ка вспомни, пароход, на котором был Негро.
Недиме-ханым говорила о шлюпе, привезшем их из Испании. Она слышала эту историю от Кямиль-бея. Айше, прищурив глаза, старалась вспомнить.
— Негро был арабом, он совсем черный, — сказала она,— а вы ведь не черная.
— Но ведь я не Негро, потому и не черная... Я повариха. Неужели не помнишь? Сколько раз я давала тебе пирожные.
— Вы давали пирожные? Ну, конечно, верно!—Немного подумав, Айше наклонилась к Недиме-ханым и понюхала ее.— А почему же вы не пахнете сладостями? — спросила она по-французски.
— Разве кондитерша так пахла? Смотрите-ка, она вывела меня на чистую воду. Мне надо было надушиться ванилью.
— Слезай с колен,—сказала Нермин,— ты беспокоишь Ханым-эфенди.
— Что вы! Нам с ней очень удобно.
— Как чувствует себя ваш супруг?
— Благодарю, он шлет вам привет!
— Нермин хочет как-нибудь пойти к нему,— почему-то солгал Кямиль-бей,— а я все откладываю. Надо раньше спросить разрешение у Ихсан-бея.
— Он разволнуется от неожиданности.
— А вы привыкли? — Нермин с любопытством ждала ответа.
— Конечно, волей-неволей,—скупо улыбнувшись, ответила Недиме-ханым.
— Вы там, наверное, плачете?
— Где? В тюрьме? Нет, не плачу.
— Не верю. Разве можно не плакать?
— Первое время мне, правда, хотелось плакать. При первом и втором свидании я плакала. Несколько раз плакала, выходя из тюрьмы. Вот тогда впервые в жизни я увидела пользу от пече: опустив его, можно спокойно плакать. Потом я, видимо, привыкла к посещению тюрьмы. К тому же я видела, что мои слезы еще больше расстраивают мужа.
— Это похоже на посещение больного?
— Отчасти... Вы кого-нибудь навещали в больнице?
— Нет!
— Тогда послушайте, как это бывает. Если при последнем посещении больницы вы оставили близкого человека в тяжелом состоянии или болезнь сама по себе опасна, вы идете туда в страхе, боясь не застать его живым. Когда вы идете на свидание в тюрьму, такой опасности нет... Вы знаете, что вас ждет здоровый человек. Он только что побрился, переоделся и ждет вас с улыбающимся, веселым лицом, а когда вы появляетесь, он даже счастлив...
Недиме-ханым на мгновение задумалась и продолжала:
— Но если это продолжается долго и вы наблюдательны, вы не сможете не заметить другое. Человек, лишенный свободы, несчастен, и это чувствуется во всем, и чем дальше, тем больше. В тюрьме часы свиданий проходят очень быстро, расставаться страшно тяжело. Вас тяготит мысль, что вы не Можете продлить свидание, это не в ваших силах. В больнице посетитель смущается оттого, что сам здоров, в тюрьме же он стыдится своей свободы. Когда вы выходите из больницы, вы чувствуете, хотите вы этого или нет, эгоистическую радость оттого, что, к счастью, вы здоровы. Возможно, посетители тюрьмы также чувствуют радость от сознания, что они свободны. Не знаю, я никогда этого не испытывала. А вы, Кямиль-бей?
— Я не такой герой, как вы... Иногда я радуюсь тому, что свободен, забывая, что я человек плененного города и даже плененного государства...
— Ихсан об этом говорит так: «Разве есть разница между птицей, посаженной в клетку, и птицей, запертой в комнате?» Этим он успокаивает меня.
Наблюдая за лицами взрослых, черноглазая Айше старалась понять, о чем идет речь. Она тихонько сползла с колен и осталась около Недиме-ханым, опираясь на руку, придерживающую ее за талию.
Нермин хотелось задать Недиме несколько вопросов, по-видимому внушенных ей беседами с теткой и кузиной. Воспользовавшись тем, что муж вышел из комнаты, она спросила:
— Газета не утомляет вас?
— Наоборот, она придает мне силы. Не подумайте, что я хвастаюсь или выдумываю. Работая в редакции, я даже отдыхаю.
— Мы... Я думала иначе. Ведь это мужское дело... В особенности в нашей стране... В редакции бывает много посторонних мужчин... Вероятно, грубые люди...
— Сначала я думала, как вы, и даже немного боялась. Но, оказывается, мы ошибались. Наши мужчины чувствуют к женщинам высокомерное сострадание. В Европе мужчины или уже утратили это чувство, или скоро утратят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106