Никто другой не мог бы изобразить эту маленькую девочку и прекрасную женщину так содержательно, так живо и верно... Недиме-ханым спросила:
— У всех ли так? Обязательно ли в любви к детям должно быть столько сострадания?
— Сострадания и любви, да, конечно. Ведь это любовь к себе. От вас отрывается что-то, какой-то живой кусочек. Не только, пока он маленький, а в течение всей жизни, хотя бы он дожил до старости, этот кусочек все равно будет для вас беспомощным, неразумным, беззащитным существом. Например, вам очень понравилась статуэтка из слоновой кости, и вы купили ее. Вещичка вам дорога, вы еще не насладились ею, но кто-то берет ее в руки, чтобы получше рассмотреть. И вам делается страшно. Вдруг ее уронят и испортят!
— Понимаю...
— Мне кажется, что любовь к ребенку похожа на это чувство. В высшей степени эгоистичное, в высшей степени человечное чувство... Нет, нет, не человечное, это неверно. В высшей степени варварское, животное чувство... По крайней мере я чувствую именно так. Боюсь, что останусь таким до конца жизни... Может быть, это ненормально?.. Возможно, это потому, что она девочка. Девочки больше нуждаются в защите, чем мальчики...
— В отношении меня вы думаете так же? Кямиль-бей с удивлением смотрел на Недиме-ханым и растерянно молчал. Потом, застенчиво улыбаясь, откровенно сказал:
— Нет! К моему стыду я думаю так только об Айше и отчасти о Нермин... Вы никогда не казались мне нуждающейся в защите.
— Но ведь я тоже дочь какого-нибудь Кямиль-бея. Человек не может безразлично относиться к близким людям. Об Ихсане я думаю, как вы о дочери и жене. В тюрьме томятся сотни людей, сотни мужчин... Но мне кажется, что среди них беспомощен только Ихсан, только он не в состоянии сам себя защитить и нуждается в моей помощи. Сейчас все мы в некотором смысле нуждаемся в защите.
Не только девочки, но и взрослые мужчины, и даже целые народы... Подумайте, что было бы с нами, если бы не Мустафа Кемаль-паша? А что делал бы Муетафа Кемаль-паша, если бы не было нас, то есть народа, верящего в него?
Недиме-ханым попросила Айше немного отойти, чтобы лучше сравнить ее с портретом.
— Мы говорим о тебе, малышка! Повяла ли ты? — сказала она.
— Нет.
— В таком случае скажи, похожа ли ты хоть немного на красивую принцессу, изображенную на этом портрете?
— Глаза как будто похожи. — А лицо?
— Мама говорит, что я не такая красивая.
— Не верь! На самом деле ты еще лучше. Посмотри внимательнее. На портрете Айше не может ни двигаться, ни смеяться, не может даже высунуть язык. Она не мо-жеть жалеть рыб. Ты лучше, красивее, доченька!
— Благодарю.
— Но твоя мама не должна этого слышать. Это тайна. О ней будем знать только мы.
— Папа сказал, что я ничего не должна скрывать от мамы.
— Правильно сказал. Да... папа прав. Расскажи маме то, что я говорила.
— Хорошо.
Надиме-ханым обратилась к Кямиль-бею:
— Как много вы рисуете. Какие разные работы!
— Да, порядочная путаница... У меня какая-то неутолимая страсть. Иногда я много рисую. Акварелью, маслом, пастелью, просто карандашом. Иногда гравирую по дереву. Бывает и так, что я целую неделю день и ночь пишу. Потом откладываю в сторону то, что написал, и берусь за перевод какой-нибудь книги. Конечно, все остается незаконченным.
— Вы должны рисовать. Я всегда считала, что искусство— это что-то личное, интимное. Но Ихсан не согласен со мной. Он сторонник огромных полотен, которые можно вывешивать на площадях —панно... Я не надоела вам?
—- Что вы, как можно!
— Я обратила внимание на то, что вы совершенно не произносите иностранных слов. Иногда я теряю контроль над собой и они сами у меня вылетают. В таких случаях Ихсан злится или смеется. А я не нахожу турецких слов, чтобы выразить свою мысль. Главное, уметь объясниться... За неделю до ареста Ихсана мы с ним переплыли на лодке Золотой Рог. Он взял меня за руку и шепнул: «Между минаретами мечети Сулеймание надо повесить такую большую картину, чтобы она заполнила все пространство между ними... Ночью, чтобы никто не заметил... Огромный портрет Мустафы Кемаля... Представляешь, что будет, когда, проснувшись утром, жители Бейоглу увидят перед собой Мустафу Кемаля?» Вы согласны с Ихсаном?
— Он прав, конечно... Недиме-ханым улыбнулась Айше.
— Ты когда-нибудь слышала имя Мустафа Кемаль?
— Нет, ханым-эфенди.
— В таком случае ты не видела и его портрета?
— Не видела.
— Хорошо, завтра я тебе пришлю. Когда вечером папа придет домой, не забудь спросить у него.
— Хорошо.
— И имя его выучи! Мустафа Кемаль! А ну скажи.
— Мустафа Кемаль! — Молодец!
Недиме-ханым остановилась посредине кабинета.
— Не беспокойтесь о ней,— сказала она, обращаясь к Кямиль-бею.— Все Айше вырастут в таких людей, которых не надо будет защищать каждого в отдельности, в людей будущего...
— Кто знает, может быть, аллах даст...
Еще немного и Кямиль-бей заговорил бы о молодой женщине, которую видел в Лондоне, когда мимо проезжала карета английского короля. Но он прикусил губу и промолчал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Журналисты Бабыали вначале не обратили никакого внимания на появление новой газеты «Карадаи». В то время появлялось и так же быстро исчезало множество
газет и журналов, пропагандирующих всевозможные явные и тайные идеи. Но спустя некоторое время живучесть «Карадаи» и все расширявшийся круг ее читателей привлек их внимание. Вскоре они познакомились с Ихсаном, но не успели узнать его поближе, как он был арестован. Новые друзья разбежались.
После оккупации многим казалось, что наступило время, когда жителям Стамбула больше нечего бояться, так как уже нечего терять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106