Особенно пострадала Османская империя.
Доходы от имений, которые Кямиль-бей получал через Швейцарию и Норвегию путем сложнейших банковских комбинаций, не поступали уже целый год.
Не впадая в панику, он начал подумывать о том, что ему предпринять. Уже не было пользы ни в землях, находящихся в районе Мосула и в Сирии, ни в акциях, приносивших хороший доход до войны. Два года они прожили на деньги, вырученные от продажи земель в Стамбуле и его окрестностях. Кямиль-бей не знал, оставалось ли у него еще что-нибудь. Он не возобновил контракта на виллу, ко-
торую они снимали, и продал мебель, хотя раньше мечтал перевезти ее в Стамбул. Все это он делал обдуманно, не спеша, ничего не говоря жене. Наконец, они сели в поезд и покинули Мадрид, а в Барселоне пересели на шлюп, направляющийся прямо в Стамбул. Кямиль-бей давно мечтал о таком путешествии.
В это время Айше было четыре года. Она знала испанский язык — как четырехлетняя испанка, французский — как французская девочка в этом возрасте и турецкий — как ее стамбульские сверстницы.
Нермин была светлой шатенкой, но Айше, как и ее отец,— брюнеткой. Веселая, умная, живая и даже озорная, она с первого же дня плавания стала любимицей команды старого французского шлюпа, участвовавшего в
войне.Перед отъездом Кямиль-бей заказал дочери матросский костюмчик. В этой одежде, которая уже через час была вся в грязи, Айше походила на маленького юнгу. Не слушая предостережений матери, которая то и дело сдерживала ее: «Ты упадешь в море», она с криком бегала за моряками по ржавой железной палубе и лазила по трапам, как обезьяна.
Во время войны, продолжавшейся четыре с половиной года, капитан, офицеры и матросы служили на многих кораблях, и им не раз приходилось встречаться лицом к лицу со смертью. Они знали много военных историй и рассказывали их равнодушными, безразличными голосами, столь несвойственными экспансивным французам.
В первые дни плавания Кямиль-бей не прислушивался к их рассказам. Франция была победившей страной, и эти моряки — победители. Правда, они как будто не гордились, но это кажущееся равнодушие могло быть особым видом гордости.
Однажды Кямиль-бей заговорил об этом с капитаном. Это был человек с всегда улыбающимся лицом, большим животом и таким красным носом, какой бывает только от чрезмерного потребления алкоголя. Капитан любил рассказывать анекдоты. Другой его страстью были чистые рубашки. Быть всегда в чистой рубашке — вполне естественно для каждого, кто не занимается грязной физической работой, но у капитана было к ним особое пристрастие.
— Как бы вы ни жаловались на войну, вы все же выглядите довольным, капитан!—шутя сказал Кямиль-бей.
— Вы не воевали?—спросил капитан.
— Слава богу, не воевал.
— Нелегко оставаться в стороне, когда другие воюют?
— Может быть, вы и правы, но у меня никогда не было этого чувства. Я не люблю войны ни в каком ее виде. Что способна разрешить война? История знает столько побед и столько поражений... Взять хотя бы то, что происходит между вами и немцами... В 1871 году победили они. Сейчас — вы. То же самое — победы Наполеона. Они не смогли предотвратить Ватерлоо. А Ватерлоо — Вердена...
— Но ведь все-таки что-то меняется. Война — это высшая, самая опасная форма общественной неурядицы.
— Я сторонник того, чтобы события развивались стихийно. Ни победы, ни поражения не вечны. Ведь всегда все кончается так, как должно кончиться. Зачем же воевать? Рим сражался с варварами, в результате пал сам... А варвары приобщились к цивилизации... Ради христианства и мусульманства пролилось много крови. Но какую это принесло пользу? Все идет по предначертаниям судьбы.
— Если на родине товарищ герой, инвалид войны, спросит вас, где вы были?..
— Сейчас я здесь. Все равно мы побеждены, вот что я отвечу. Во всяком случае, никто не скажет, что мы проиграли войну потому, что я не принимал в ней участия. Испания не воевала, но я видел в Испании несчастный, озлобленный нищетой народ. Ведь вы сами говорили: даже одержав победу, войной нельзя гордиться.
— Да, я действительно так говорил. Но, чтобы иметь право так говорить, надо знать войну. Война познается только, когда сам воюешь. Вот если бы вы воевали, но не погибли и не стали инвалидом, мы поняли бы друг друга. Ведь мы оба не любим войны. Чтобы кончились войны, надо договориться всем, кто против них. В этом мы должны быть едины.
Если бы Кямиль-бей ехал со своей семьей на быстроходном судне, с множеством пассажиров, он не задумался бы над словами капитана, не понял бы их и со спокойным сердцем продолжал бы размышлять о своих личных делах Но старый шлюп делал не более пяти миль в час, и казалось, что он неподвижно стоит на гладкой поверхно-
сти Средиземного Моря, Как античная безделушка на хрустальном столе. Времени было достаточно.
Подводные лодки уже не угрожали шлюпу, но все еще приходилось опасаться мин. Поэтому день и ночь на носу стояли вахтенные, и, как только наступала темнота, маленький корабельный прожектор тщательно прощупывал путь.
Капитан и его помощник в покер играли очень плохо. Не получая удовольствия от такой игры, Кямиль-бей интересовался лагом, работой лота, звездами, по которым ориентировались ночью, морскими картами и курсом шлюпа. Иногда он даже стоял у штурвала, порой с увлечением, а порой испытывая невыносимую скуку.
Во время плавания разговор волей-неволей не раз возвращался к войне. Стоя на вахте, Кямиль-бей выслушивал самые невероятные истории.
Он понял, что эти люди, жизнь которых неоднократно подвергалась смертельной опасности, больше злятся на своих начальников, чем на немцев, и очень этому удивлялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106