Увидишь, они уже получили сообщение о подготовке наступления.
— Как бы мирные переговоры не застигли наших врасплох! — сказал Кямиль-бей.
— Ну что ты! Одно дело переговоры за столом, другое — ожидание перемирия в окопах. Ведь Бекир Сами-бей не командующий фронтом.
...Был день свиданий. Готовясь к встрече со своими женами, Кямиль-бей и Рамиз-эфенди брились. До них дошла весть, что Эскишехир пал и враг идет на Анкару.
— Я думал, что мы и на этот раз сведем с ними счеты под Инёню, —сказал Рамиз, — но не вышло. Ну, ничего! Даже осел второй раз не лезет в яму, в которую уже падал. Видно мы, имеем дело не с ослами, а с мулами... Ничего, проклятые, встретимся под Анкарой! Если Муста-фа Кемаль-паша не разгромит их так же, как Тимур Бея» зита, позор падет на души его близких... Не отчаивайся, Кямиль-бей.
Рамиз-эфенди переменил тему разговора.
— Как жаль, что не удалось схватить этого проходимца Ниязи.
— Да ну, что ты! Он уже все равно мертв.
— Нет, не мертв. Еще не одну семью он сделает несчастной. Подлый горбун! Выслужился до капитана милиции и послан в Сапанджу. Ничего, когда-нибудь наши уберут его.
— Оказывается, мы совершенно не знаем людей. Чего я только не пережил в этой камере, пока не убедился в предательстве Ниязи. Как любила его Недиме-ханым... Помнишь, однажды утром у крана я пытался все это рассказать тебе... Одному аллаху известно, что я тогда пережил...
— Почему? Разве я был так страшен?
— Я боялся, что после предательства Ниязи ты мне не поверишь. И это было бы понятно.
— Не могу отрицать, сначала я тебя подозревал... Нас арестовали сразу же, как ты появился. Я подумал, что здесь что-то не ладно. Ведь не всегда знаешь, кто друг, а кто враг.
— Действительно, не поймешь. Я не привык лгать... И как только мне пришло в голову выдумать эту историю с островом!
— Это от того, что ты любишь Недиме-ханым...
— Она была больна, я не хотел, чтобы ее беспокоили. Да и к тому же немного злился, что мне не доверяют. Это все наш восточный характер. «Ах, вот как, значит, я хуже женщины?» Это оскорбило мою гордость... А получилось очень хорошо.
— Конечно! Не выдумай ты про остров, нам Труднее было бы разоблачить Ниязи.
— Бедняга Ахмет, он тоже что-то выдумал про пароход «Арарат». Случайно...
— Он тоже отправил Недиме-ханым на остров?
— Нет. Я не хотел впутывать в дело Недиме-ханым. А Ахмет почему-то приписал ей разговор, который мы имели с директором пароходного агентства. Ложь зашла так далеко, что я уже не мог опровергнуть ее. Опять тот же восточный характер. Но эта выдумка могла погубить Недиме-ханым. Слава аллаху, что этого не случилось.
— Так или иначе, лицо подлеца в конце концов выяснилось бы. Ведь говорят же: «Сколько бы саранча ни прыгала, все равно останется саранчой».
— Я все время думаю, если бы мы нашли тогда пятьдесят тысяч лир и отдали их Ниязи, выдал бы он нас или нет?
— Вряд ли. Взял бы свою долю и скрылся. Всего не поймешь. Такие подлецы делают гадость ради гадости.
— Рамиз-эфенди, скажи правду: ты сильно меня подозревал?
— Нет! Ты не сказал им, где взял ящик, и не выдал Недиме-ханым. Конечно, немного сомневался, но это до тех пор, пока нас не привели в трибунал. А когда мне вручили обвинительное заключение, я сразу решил, что ты наш.
— Знал бы кто-нибудь, что мне пришлось пережить! Если бы арестовали Недиме-ханым и она подумала, что это я ее выдал, я покончил бы с собой... Ох... Вот и порезался...
— Напрасно, брат мой, твоему последнему слову я поверил бы и без крови.
Они рассмеялись.
Сегодня Нермин должна была прийти во второй раз. Кямиль-бей письменно уведомил ее, что дело передано в военный трибунал. Теперь они могли видеться два раза в неделю в кабинете лейтенанта Шерифа-эфенди, где он их ожидал.
— Посмотрим, какие новости принесут наши жены.
— Не знаю, как твоя жена, — сказал Рамиз-эфенди, смачивая лицо одеколоном, — но моя без новостей не придет. Хорошее, плохое ли, а что-нибудь да расскажет. Такой уж характер, никогда не теряется, бойкая она. Сколько
раз просил ее: «Не передавай ты мне вестей, которые меня огорчают. Пусть лучше я услышу их от других, а то мне неприятно будет тебя видеть». Но она хоть бы что, уж очень прямодушна. Твоя жена бывает в высшем свете, и ее новости должны быть достовернее. Сегодня какое число?
— Второе апреля.
— Когда приходила моя жена? Двадцать пятого марта она принесла белье. Должно быть, тогда никто еще не знал о наступлении... У всех мысли были заняты Лондонской конференцией. Значит, если что-нибудь произошло, то уже позже... Попадись мне в руки этот Али Кемаль, я бы его тупой пилой на куски разрезал. Пиши, подлец, хорошие или плохие новости, все равно пиши правду. Должно быть, товарищи тоже волнуются... Они и не думают о том, что мы здесь сгораем от нетерпения.
— Все это нельзя считать хорошими признаками. Правда, молчание Али Кемаля немного успокаивает...
Рамиз-эфенди опять переменил тему разговора.
— Женщины придут продрогшие. Вызовем-ка этого дурня Ибрагима, попросим, чтобы растопил мангал и поставил чайник. Пока мы будем наверху, пусть приготовит чай.
— Отлично.
Первым наверх вызвали Кямиль-бея. Рамиз-эфенди не
захотел пойти с ним.
— Может быть, вам нужно переговорить наедине,— сказал он.
— Наедине! Какой может быть разговор наедине в присутствии Шерифа-эфенди! Идем вместе. Ведь ты хотел увидеть Айше.
— Ну раз так, пойдем... Я займу девочку и постараюсь отвлечь простофилю Шерифа. А ты тем временем перебросишься несколькими словами с женой.
Нермин опять пришла одна. Кямиль-бей огорченно
спросил:
— Где Айше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106