Все жертвы в Анатолии окажутся напрасными. Они бесследно канут в вечность, как все жизни, отданные в боях, жизни победителей и жизни побежденных. Бесконечные миллионы напрасно...
Однажды, оставшись после одной из таких бесед наедине с Недиме-ханым, Кямиль-бей высказал ей свои сомнения. В комнате еще сохранилось что-то от напыщенности и высокомерия господ, только что сидевших в креслах. Подумав немного, она ответила:
— Вы правы. Или разложение интеллигенции привело империю к падению, или падающая империя раздавила интеллигенцию. Результат один и тот же. Мы — обломки этого падения. После победы страну ни в коем случае нельзя отдавать в наши руки. Это было бы страшной ошибкой, равносильной измене. — В глазах Недиме-ханым зажглись горячие огоньки. — Как хорошо!—сказала она.— Анатолия должна не только победить в войне, она должна сделать нечто гораздо более значительное, то, чего не могли сделать ни «танзимат», ни младотурецкая революция. Почему младотурецкая революция, хотя и была передовым движением, не смогла изменить структуру страны? Потому что руководители революции не знали действительных нужд народа, не вовлекли его в движение. Ихсан принес мне с войны большое слово. Пока я жива, я буду носить его в сердце и завещаю своим детям. Однажды Ихсан ска-
зал мне: «Думал я, думал, и знаешь, к какому выводу пришел? Конституция принесла свободу стране... Это несомненно... Но кому она отдала ее? Группе тех же деспотов, из рук которых она с боем была вырвана. Вот почему, когда я думаю об устраиваемых в Стамбуле праздниках свободы К мне хочется плакать». Как верно сказано, не правда ли? — Да, совершенно верно! Служившие тирану вначале немного притаились, но затем пришли в себя и обняли героев свободы, да так, что у тех захватило дыхание, глаза затекли кровью, и они перестали видеть, чувствовать, понимать.
— Да, это так... народ в революции не участвовал. А революционер неожиданно превратился в зятя падишаха! Какого падишаха? Несчастного дряхлого старца, любителя коньяка, которого насмешливо называют Белым быком. Представьте себе Энвера, Талаата и Джемаля, когда они, подойдя к трону, на котором сидел этот «Белый бык», целовали полы его платья. Говорили: «Нужен халифат, потому что существуют мусульманство и мусульмане... Нужен турецкий национализм... Потому что турки — единственное крепкое объединение в империи... Нужно западничество, потому что необходимо идти в ногу со временем». Если после победы в Анатолии Мустафа Кемаль поступит так же, то какими бы убедительными ни казались его мотивы, все равно он совершит великое преступление. Опять ничего не изменится. Вот о чем мы говорили с Ихсаном. «Не беспокойся,— сказал он, — на этот раз дело принимает совершенно другой оборот. Тогда свободу принесла «революционная армия» — другими словами, часть армии падишаха... Сейчас в Анатолии нет армии... Воюет народ, люди, не призванные в армию, добровольцы. И если в дальнейшем будет создана настоящая армия, это будет не часть падишахской армии, а армия народная».
—- Разве это большая разница?
— Ихсан говорит, что да. На этот раз народ волей-неволей окажет влияние на движение... Никто не сможет игнорировать его требований. Сейчас противодействующая сила может лишь на время задержать дело освобождения, но не ликвидировать его. Что потеряла Французская революция от того, что ей изменил Наполеон? Несколько
десятков лет, которые по сравнению с историей народов меньше секунды... Вот и все. Разве вы не понимаете разницы?
— Да, конечно. Вы правы.
Несмотря на множество забот и определенный риск, Кямиль-бей был доволен газетой и своим новым занятием. Он гордился работой, хотя и пытался это скрывать. Хорошо понимая, что сейчас долг каждого истинного патриота сражаться в Анатолии, Кямиль-бей сознавал, что у него никогда не хватило бы мужества пойти по этому единственно правильному пути, оставив Нермин и Айше на произвол судьбы, одних и без денег.
Занявшись газетной работой и не принимая непосредственного участия в освободительной войне, Кямиль-бей первое время немного стеснялся чувства удовлетворения, которое он испытывал, но постепенно, оправдывая свои действия законом распределения труда, уверовал в то, что если бы находился в Анкаре, то не принес бы делу даже и такой маленькой пользы. На сердце у него было радостно от того, что он помогал отважной жене товарища, попавшего в тюрьму за любовь к родине. Он совершенно успокоился и еще сильнее привязался к работе в газете. На деньги, вырученные от продажи золотого Будды, он заказал новые клише для заголовков и купил другой инвентарь. Недиме-ханым была против такой траты денег и старалась сократить расходы. Но, увидев, что ее муж радуется этим новшествам, как ребенок, она поняла, что мужчины иногда придают большое значение мелочам, забывая о главном, хотя и готовы порой ради этого главного пожертвовать, не задумываясь, своей жизнью, жизнью своих жен и даже детей,— и молчала. У мужчин был и ум и опыт, была 'способность умирать и убивать, и все же они оставались большими детьми. Это вызывало к ним чувство жалости и любовь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Однажды в пятницу утром Недиме-ханым приехала к Кямиль-бею, чтобы познакомиться с Нермин. Она не надела своего обычного пальто, которое ее очень старило, а была в красивом черном шелковом чаршафе.
Торопясь к калитке навстречу гостье, Кямиль-бей вдруг понял, что эта женщина не только его товарищ по работе, но близкий и родной человек.
— Почему вы не предупредили нас? —спросил он, протягивая руку с той нежностью, которую питают к женам близких родственников мужчины, не имеющие сестер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106