Узнав, что перед ним Кямиль-бей, месье Бьянкур выскочил из-за стола, дружески протягивая руку. Он пригласил Кямиль-бея сесть и рассыпался в благодарностях за открытки и марки, полученные из разных стран. Месье Бьянкур сказал, что давно хотел побывать в Стамбуле, но до сих пор не мог найти подходящего случая. Позвонив домой, он сообщил жене, что к обеду приедет с гостем. Семья его была невелика — жена, тоже совсем седая, и дочь-студентка.
После обеда они снова вернулись в редакцию. Месье Бьянкур провел своего восточного друга по всем ее помещениям, пытаясь скрыть от Кямиль-бея гордость за свое детище. Типография и редакция едва умещались в большом трехэтажном здании. Везде был такой порядок, такая чистота, что Кямиль-бею казалось, будто он находится на выставке и перед ним экспонаты, которые никогда не были в употреблении. Даже работники выглядели удивительно аккуратными.
Основой предприятия был крупный французский журнал. Он рассылался по всем пяти континентам. Но, помимо него, «на всякий случай», как выразился месье Бьянкур, здесь издавались детский журнал, журнал мод, спортивный журнал, посвященный альпинизму, и печатались обзоры книг, в основном произведений католических авторов.
Хозяин мимоходом назвал еженедельный тираж издающихся журналов: приблизительно миллион экземпляров. Оказывается, в редакции, помимо внештатных авторов, постоянно работали тридцать журналистов и типографских работников... Из ворот просторного двора то и дело выезжали машины, груженные пачками журналов.
Направляясь от Галатского моста к Бабыали, Кямиль-бей вспоминал об этом швейцарском издательстве, на которое, как ему казалось, хотя бы в миниатюре должно было
походить то, куда он сейчас шел. Мысль об участии в этом совершенно незнакомом ему деле волновала его. Уже несколько дней он урезывал свои планы и наконец решил удовлетвориться конторой в три комнаты и небольшим штатом: сторож, секретарь и Недиме-ханым; вероятно, это как раз и будет десятой частью швейцарского издательства.
Кямиль-бей еще глубже спрятал лицо в поднятый воротник пальто. Он решил было зайти отгладить свою феску, потерявшую вид от мокрого снега, но, боясь опоздать, отказался от этой мысли. У него в портфеле лежало много проектов статей, рисунков, заголовков. Он хотел переговорить о них с Недиме-ханым и немедля приступить к работе.
Когда Кямиль-бей свернул на улицу Бабыали, ему показалось, что он видит ее впервые. Этот район, бывший в течение полувека центром культуры огромной Османской империи, теперь имел жалкий вид. Маленькие лавки, покрытые пылью, запущенные витрины, ни реклам, ни названий крупных солидных фирм. Во всем чувствовалась разруха, беспорядок, хаос.
В киоске на углу Кямиль-бей купил сигареты и спички. Пройдя мимо книжных лавок, он вошел в дом рядом с издательством газеты «Вакит», поднялся на верхний этаж и нерешительно постучал в комнату под номером шестнадцать.
— Войдите!
Кямиль-бей открыл дверь. Сердце его учащенно забилось. За столом сидела женщина с черными как смоль волосами и бледным лицом. Поверх чаршафа на ее плечи было накинуто что-то теплое, не то ватная курточка, не то меховой жакет. Да, это Недиме-ханым...
Кямиль-бей растерялся. Он поклонился, забыв закрыть за собой дверь.
— Кямиль... Меня зовут Кямиль... Я товарищ Ихсан-бея по лицею.
Женщина внимательно посмотрела на него и, улыбнувшись, сказала:
— Заходите. Я жена Ихсана, меня зовут Недиме. Вчера я поздно пришла в тюрьму и поэтому не застала вас. Я очень сожалею, что опоздала и наше знакомство задержалось на один день. Проходите, пожалуйста, садитесь.
Кямиль-бей закрыл дверь и, словно стыдясь своего набитого портфеля, поставил его на пол у стены. Быстро опустил воротник пальто. В комнате было холодно. Около единственного стола стоял маленький жестяной мангал. Уголь в нем давно прогорел и превратился в пепел.
Делая вид, что отряхивает от снега мокрое пальто, Кямиль-бей осмотрелся кругом. Никогда еще не видел он такой убогой комнаты. Пустая, мрачная, холодная. Старый стол, два стула, покрытых циновкой, шкаф без стекол. По углам груды книг, бумаг, журналов и газет.
Кямиль-бей смущенно потоптался на месте. «Здесь... работать?.. Нет, это невозможно... невозможно...»—подумал он.
— Извините. Может быть, я опоздал? «Надо же — топчусь на месте, как дурак!»
— Нет... Это не имеет значения... Садитесь... Я прикажу подать чаю. Вы, конечно, продрогли...
У нее был хриплый, грубоватый голос. Должно быть, она простужена, поэтому и кажется такой бледной. Нет, просто в этой комнате невозможно было выглядеть иначе.
Кямиль-бей пододвинул табуретку и сел. Он даже отважился взять в руки свой портфель. О аллах, что за нелепое положение! Как они тут будут работать?.. Вдвоем! Нет! Это невозможно!
Недиме встала и, открыв окно, крикнула во двор, чтобы принесли два стакана чаю. Казалось, она даже не замечала разочарования Кямиль-бея. Ее движения были сдержанны, решительны, спокойны.
— Я никогда не осмелилась бы побеспокоить вас, — сказала она, держа тонкими длинными пальцами карандаш и легко постукивая им по столу. — Но я больна. Вернее, скоро заболею и некоторое время не смогу приходить сюда...—Смущенно опустив взгляд, она добавила:—Ничего страшного... это естественная болезнь. Я беременна...
— И работаете целый день в таком холоде? Это...— Он хотел сказать: «Это же ад». — Это ужасно! Вам нельзя здесь оставаться. Немедленно идите домой. Покажите мне, что надо делать. Думаю, что я легко все пойму. Если будет трудно, мне поможет Ахмет или я зайду к вам за советом. Что же вы не сказали мне об этом раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106