Точно так же и под "немыслимостью отрицания", критерием истины Спенсера,
нужно разуметь наличность бытия в опыте, если мы хотим освободить критерий
Спенсера от противоречий и придать ему гносеологическую ценность. В самом
деле, если я вижу, что "на столе лежит книга", то для меня все же и мыслимо,
и представимо утверждение, будто "на столе нет книги", однако я не
становлюсь на сторону последнего суждения, потому что чувствую в нем продукт
моего произвола, моей субъективной деятельности; следовательно критерием
истины здесь является не просто "немыслимость отрицания", а "немыслимость
объективного отрицания", т.е. такого отрицания, содержание которого было бы
наличным помимо "моей" субъективной деятельности. Но если так, то это
значит, что у нас есть не только отрицательный, но и положительный критерий
истины, кроющийся уже и в первом суждении до всякого отрицания его, именно
наличность содержания суждения помимо "моей" субъективной деятельности.
Критерий истины неокантианцев Виндельбанда и Риккерта, состоящий в
"долженствовании соединять представления так, а не иначе", мы подвергли
подробной оценке в главе "Знание как суждение" и потому не будем
рассматривать его здесь323.
Верховный критерий истины безошибочен; тем не менее наше знание полно
заблуждений и ошибок. Происходит это по нашей собственной вине, именно
потому что под влиянием своих страстей, привычек, легкомыслий и т.п. мы
становимся нередко на сторону таких суждений (вернее, комбинаций
представлений), против которых громко говорит критерий истины, или же потому
что не воздерживаемся от произнесения суждений в тех случаях, когда критерий
истины, вследствие недифференцированности содержания суждения, еще не
говорит в пользу суждения или, по крайней мере, части его. Если таковы
источники ошибок, то можно быть уверенным, что искреннее искание истины
почти всегда ведет если не к полному, то, по крайней мере, к частичному
обладанию истиною, состоящему в том, что наше суждение нуждается лишь в
поправках, чаще всего в ограничении или в расширении, чтобы стать полною
истиною. История науки вполне подтверждает эту мысль.
В особенности в том случае, если содержание суждения сложно, легко может
оказаться, что к нему примешивается какой-нибудь лишний элемент или,
наоборот, упущен из виду и не упомянут прямо и определенно какой-нибудь
необходимый элемент. Особенно неприятны те весьма распространенные случаи,
когда под одною и тою же словесною формой сложного суждения у одних кроется
одно, я у других отчасти другое содержание: в таких случаях нередко одни
утверждают суждение с полным сознанием объективности своего утверждения, а
другие отрицают то же суждение с таким же отчетливым сознанием объективности
своего отрицания. В этих случаях всеобщий критерий истины ни в чем не
повинен: спорящие стороны обсуждают не один и тот же, а два различных факта.
Если бы они разложили сложное содержание своих суждений, то они признали бы
правоту обеих сторон или же заметили бы, что одна из сторон не права в том
смысле, что говорит о вещи, совсем не относящейся к делу в данном случае.
Эти источники ошибок в сложных суждениях всем хорошо известны, но так как
этот вопрос существенно важен для разъяснения нашего взгляда на современное
состояние аксиом и процесс их развития, то мы рассмотрим один пример такого
спора, уже сданного в архив в науке и разобранного также в философской
литературе. Во времена Колумба одни допускали возможность антиподов, а
другие отрицали существование их. Это отрицание нам вполне понятно: говоря
об антиподах, противники Колумба представляли себе людей, подверженных
действию силы, отрывающей их от поверхности земли и потому делающей
невозможным их пребывание на земле. Очевидно, такие антиподы немыслимы для
нас и теперь: падение их с поверхности земли есть неизбежно наличное,
наглядно возникающее перед нашим умственным взором следствие того основания,
из которого мы исходили324. Мало того, строго говоря, многие из наших
современников, которым антиподы невольно представляются как люди,
находящиеся внизу, лишь на словах усвоили новое учение, а на деле, согласно
содержанию своих представлений, должны были бы вернуться к отрицанию
антиподов. Только тот, кому живо представляется, что ноги антиподов с такою
же силою прилепляются, так сказать, к земле, как и наши, освободился от
представления, будто антиподы ходят вниз головою, и усвоил современное
учение. В этом случае опять-таки представление об антиподах есть неизбежно
наличное следствие того основания, из которого мы исходим.
Отсюда ясно, что, когда два столь сложные утверждения сталкиваются друг с
другом, критерий истины не может дать нам отчетливых указаний, если мы берем
их как целое, в грубо недифференцированном виде. Наоборот, разложив их на
элементы и усмотрев, что в одном случае исходным пунктом служит
представление о силе тяжести, направленной к поверхности и центру земли
(здесь дифференцировано также содержание неопределенного представления
"вниз"), а в другом случае - представление о силе тяжести, направленной от
поверхности земли, мы без труда заметим, что содержание первого
представления есть нечто объективно-наличное, а содержание второго
произвольно соотнесено с данным случаем нами самими, вследствие чего и
следствие из этого представления есть наличный результат (отчасти) нашей
деятельности, а не самой познаваемой действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134