В ответ на это
можно заметить, что тем хуже положение теории знания Канта. Воспринимая
какую-нибудь вещь внешнего мира, напр., смотря на дерево, мы не скажем:
"передо мною стоит представление дерева, относящееся к X", мы прямо
переживаем самое содержание своего восприятия как мир не-я. Впрочем, если
даже не настаивать на этом и признать, что объективность внешнего опыта
состоит только в отнесении представлений к какому-то транссубъективному X,
то теория знания Канта и в таком случае ничего не выиграет. Правда, при этом
никакое содержание чувственного знания не признается за транссубъективное,
однако какое-то темное, остающееся неизвестным по содержанию X все же стоит
перед сознанием как что-то транссубъективное, и этот транссубъективный
элемент, хотя бы он был единственным, необъясним в философии Канта:
самодеятельность "моего" мышления, необходимые "правила" моего синтеза,
насколько известно из опыта, никак не могут создать чего-либо, что бы
казалось мне "не моим"130.
Заметим еще, что объяснение транссубъективности путем ссылки на априорные
формы приводит философию Канта к противоречивому результату, который может
быть выражен в следующем положении: все "данное" (ощущения) принадлежит к
сфере субъекта, только присоединение к данному "моих" деятельностей
(априорных синтезов) и форм моей чувственности создает транссубъективный
объект. Эта формула замечательно напоминает по своей противоречивости
установленные нами конечные результаты эмпиризма и рационализма и таким
образом подтверждает зависимость критицизма от предпосылки о разобщенности
между я и не-я.
Посмотрим теперь, достиг ли Кант в своем исследовании объективности
суждений своей главной цели; нашел ли он условия, при которых суждение
должно быть необходимым и всеобщим. По мнению Канта, всеобщим и необходимым
характером отличается все то, что вложено нами самими в явления согласно
необходимой природе нашего мышления, то, что вытекает из природы самой нашей
познавательной деятельности. Найдя в науке необходимые суждения, напр.,
суждения геометрии о пространстве, он полагает, что объяснил эту
необходимость тем, что пространство составляет форму нашей чувственности.
Однако из того, что какой-либо продукт душевной жизни вытекает из моей
природы, еще вовсе не следует без дальних рассуждений, чтобы я признавал его
за необходимое явление: для такого признания нужно, во всяком случае, чтобы
условия возникновения продукта, самые мои действования, определенные
такими-то, а не иными границами, прозревались мною до последней их глубины и
были доступны исследованию131. Между тем Кант не только не произвел такого
исследования, но даже, что касается математики, и не мог произвести его: по
его учению, пространство и время, лежащие в основе всех математических
синтезов, суть пассивные формы чувственности, они находятся во мне, но
механизм их возникновения совершенно неизвестен.
Еще хуже положение Канта в вопросе о всеобщности суждений. Как возможно,
чтобы то, что созерцателя мною в настоящий момент на одном частном примере,
было признано мною за образец того, что должно совершаться во всякое время
во всех аналогичных случаях132. Ссылки на мою природу и даже ссылки на то,
что наблюдаемая структура явления есть условие возможности опыта, а потому
всегда должна осуществляться в опыте, не могут помочь именно Канту,
отрицающему рационалистические приемы мышления: ведь эти ссылки
предполагают, что логическая необходимость, обнаружившаяся в каком-либо
наблюдаемом случае, выходит за пределы самой себя и ручается за то, что вне
ее находится, именно за все другие случаи подобных явлений.
Попробуем уступить Канту во всем, с чем мы не соглашались до сих пор, и
мы увидим, что на сцену явится еще один важный вопрос, неразрешимый для его
теории. Содержание мира явлений складывается, по Канту, из ощущений, а
порядок ощущений и связи между ними определяются априорными формами. Однако
насколько известно из "Критики чистого разума", и в особенности из "Критики
способности суждения", априорными формами структура мира определяется только
в общих чертах. Согласно закону причинности, напр., она такова: "все
изменения совершаются по закону соединения причины и действия"133. В этом
законе, очевидно, вовсе не указано, какое именно явление необходимо должно
следовать за определенным данным явлением; из самого закона не видно, напр.,
что определенное соотношение между водородом, кислородом и другими
свойствами среды необходимо приводит к возникновению воды. Итак,
спрашивается, чем же определяется отношение между априорными формами и
конкретными чувственными данными? Огромное значение этой проблемы для всей
теории знания не подлежит сомнению, так как решение ее заключает в себе
ответ между прочим на следующие вопросы: как познаются частные законы
природы, в особенности, как совершаются индуктивные умозаключения? какова
степень их достоверности? как возможны единичные синтетические суждения?
Проблема, поставленная нами во главе всех этих вопросов, аналогична той,
которую мы исследовали уже, рассматривая учение рационалистов о прирожденных
идеях134: и здесь, как и там; оказывается, что недостаточно установить общие
принципы, лежащие в основе знания, нужно еще показать, как они
осуществляются в жизни, как они применяются к живому конкретному материалу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134