Это вкладывание "образов" вещей
внутрь познающего субъекта есть интроекция. Интроекция ведет к удвоению
предмета: производя ее, мы воображаем, будто в процессе высказывания о
дереве участвовало, во-первых, дерево как вещь нематериальная и, во-вторых,
дерево как психический образ дерева. Благодаря этому удвоению или, вернее,
системам удвоений (для всякого человека) мир распадается на мир внешний и
мир внутренний; доступным непосредственному опыту оказывается для каждого
человека только собственный его внутренний мир, а отсюда возникает ряд
неразрешимых проблем. Так, напр., благодаря этому удвоению оказывается, что
"опыт производится опытом", "телесное и духовное несравнимы", переход от
субъекта к объекту невозможен (проблема об отношении мышления к бытию), так
как "если исходить из бытия, то не получаем внутри сознания предметов, если
же исходить из сознания, то не выйдем наружу к предметам"202. Не только эти
общие проблемы, но даже и более частные, напр., проблема проекции
восприятий, приводит к неразрешимым противоречиям, и все они вызваны
ненужным и не данным в опыте удвоением вещей, т.е. интроекциею. Стоит только
освободиться от интроекции - и все эти проблемы падают, а вместе с тем
понятие о мире освобождается от выдуманных элементов, не данных в опыте. В
самом деле, когда я говорю, что вижу дерево, то в опыте даны только две вещи
- я и дерево как часть среды, а вовсе не три - я, дерево и мое восприятие
дерева; "моего" дерева как чего-то подчиненного мне, как продукта
деятельности моего мозга или моей души в опыте нигде нет; в опыте как
наличное существуют всегда только координированные, а не субординированные
друг другу я и среда; субординированными друг другу их нельзя считать уже
потому, что они суть комплексы элементов, по существу однородных"203.
Если рядом с нами другой человек смотрит на то же дерево и говорит, что
видит его, то, опираясь на свой опыт, я должен предполагать, что у него
механический акт высказывания имеет тот же смысл, как у меня, т.е. и у него
механическое высказывание относится к тому те самому дереву как к части
среды. Признав это, мы устранили бы интроекцию, а "если бы удалось избежать
интроекции, то было бы избегнуто и расщепление (Spaltung) индивида с его
опытом и удвоение "вещей". Естественное и выше уже скрыто выступавшее
мнение, лежащее в основе всех отдельных эмпирических наук, - мнение, что эта
же самая составная часть моей среды есть также составная часть среды другого
человека, - было бы теперь как таковое состоятельным"204.
Из этого, однако, вовсе не следует, будто все содержание двух
высказываний будет одинаковое: механический акт высказывания зависит только
косвенно от среды, непосредственно же он зависит от колебания системы C;
поэтому поскольку изменения разных систем C обладают разными индивидуальными
свойствами, содержания механических актов высказываний, относящихся к одной
и той же части среды, могут заключать в себе и качественно различные
элементы (напр., киноварь может быть для меня красною, а для другого
человека черною, для меня дерево "знакомо", а для соседа "незнакомо")205.
Сам Авенариус вкратце формулирует эту мысль следующим образом. "Если вообще
позволительно допущение, что в обеих принципиальных координациях противочлен
R численно один и тот же, то через это тем не менее, разумеется, еще не
позволительно дальнейшее допущение, что противочлен R в принципиальной
координации M качественно тот же, что и в принципиальной координации
(TR)"206. Иными словами, Авенариус вовсе не отрицает существования
индивидуальных элементов в содержании высказываний, а следовательно, не
возвращает нас к наивному реализму с его наивными противоречиями.
Сходство между эмпириокритицизмом и интуитивизмом не останавливается
только на учении о непосредственной данности среды в опыте. Оно неизбежно
простирается и далее, напр., поскольку интуитивизм в своей методологии наук
также должен привести к учению, что весь процесс знания есть описание, или в
онтологии к учению, что в составе среды есть все те элементы, которые
находятся в составе я и т.п. Однако огромное различие между интуитивизмом и
эмпириокритицизмом состоит в следующем. Интуитивизм в своей гносеологии не
предрешает главных вопросов онтологии (напр., его онтология может допустить
существование материи, но может и отвергнуть его), хотя, конечно, исключает
некоторые бедные по содержанию миросозерцания, напр., материализм (мы
говорим о научном материализме, а не о гилозоизме, который богат
содержанием, хотя и не дифференцированным)207. Иной характер имеют учения
Авенариуса. A priori нужно ожидать, что эмпиристы-позитивисты, всегда
тяготеющие к материализму и сенсуализму, должны воспользоваться учением о
непосредственной данности в опыте транссубъективного мира прежде всего для
того, чтобы реабилитировать материализм. Этим путем и пошел Авенариус.
Сколько бы он ни говорил о том, что по его учению в мире нет ни духа ни
материи, что полный опыт заключает в себе всегда и среду и я, а потому стоит
выше этих противоположностей, все же на самом деле, развивая свои теории, он
дал им узкую биологически-материалистическую подкладку, и она так затушевала
новые стороны его теории, что их удается выловить только с трудом.
IV. Eiooeoeaiue e?eoeoeci
Интуитивный критицизм так же, как и эмпириокритицизм, имеет
позитивистический характер, но одна из ветвей его, именно имманентная
философия, отличается большим свободомыслием и вполне отчетливо провела
учение о непосредственной данности транссубъективного мира в процессах
знания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134