Кант открыл органическую связь нечувственного остова опыта с
чувственными материалами его и таким образом показал, что необходимое знание
может быть получено путем опыта; из этого однако не следует, будто вся
необходимая сторона "моего" опыта есть продукт моей природы, скорее это
можно объяснить тем, что мир "дается" мне в опыте целиком, вместе со всею
необходимостью своей природы.
Современного читателя, воспитанного на естественных науках, особенно
подкупает то, что Кант не только дает теорию опытного знания, но и
решительно, чуть не на каждой странице "Критики чистого разума" заставляет
человеческий ум ограничиваться знанием предметов возможного опыта. Он прав,
утверждая, что всякое знание должно быть опытным, но с этою истиною в его
системе неразрывно сплетается заблуждение, будто всякий опыт относительно
вещей имеет чувственный характер по содержанию и дает нам только явление
вещи для нас. Но более всего закрепляется в уме читателя это заблуждение
потому, что оно неразрывно связано в системе Канта с самою плодотворною,
наиболее повлиявшею на всю философию XIX века мыслью, с тем положением, что
трансцендентное знание невозможно. Убедившись в этой истине, читатель
воображает, будто она должна быть принята непременно в той специфической
форме, в которой выразил ее Кант, именно в виде утверждения, что
представления познающего субъекта не могут заключать в себе никакого
удостоверения относительно бытия и свойств вещей, находящихся за сферою
субъекта, между тем как незыблемая истина, составляющая ядро этого положения
Канта, сводится к гораздо менее сложному и менее предрешающему судьбы
философии следующему утверждению: знание не может заключать в себе никакого
удостоверения относительно бытия и свойств вещей, находящихся вне самого
процесса знания. Следовательно, Кант прав, утверждая, что познающий субъект
не может самодеятельностью своего индивидуального мышления скопировать мир
вещей в себе (как хотели рационалисты), но он упустил из виду, что, быть
может, познающий субъект способен интуитивно следовать в опыте за
самодеятельностью самих вещей и таким образом выходить бесконечно далеко за
пределы своего я.
До сих пор мы старались только установить, что Кант не доказал своей
теории знания и что наряду с нею существует, по крайней мере, еще один не
использованный в истории философии систематический способ решения проблемы
знания. Теперь мы постараемся показать, что гипотеза Канта есть заблуждение.
Прежде всего укажем на одно обстоятельство, которое не разрушает прямо
этой системы, но поселяет уже сомнение в ее истинности и характеризует ее с
некоторой новой стороны. Философия Канта обедняет мир94, она лишает его,
сама того не замечая, большей части его содержания. В самом деле, по Канту,
весь известный нам мир есть явление; это бы еще не беда, если разуметь под
словом явление то же, что разумеет под ним, например, Шеллинг. Все богатство
земной жизни, все самые разнообразные формы ее легко укладываются под
понятие явления в смысле не адекватного, но жизненного раскрытия какой-то
более глубокой сущности. Однако не таково понятие явления у Канта. В его
философии явление есть только знание и больше ничего. Необходимо точно
уяснить себе, что это значит: обдумывая эту систему, невольно воображаешь,
что явления, о которых трактует "Критика чистого разума", суть разнообразные
формы жизни, сами не имеющие интеллектуального характера, но составляющие
содержание знания, объект его: между тем на самом деле, по Канту, явление не
только служит содержанием знания, но и само во всех своих элементах и в
целом есть исключительно интеллектуальный процесс, всеми своими частями
приноровленный только к тому, чтобы сложить знание, и вне этой цели не
имеющий никакого смысла. В самом деле, содержание известного нам мира
складывается по Канту только из ощущений, из чувственных данных, которые
сами по себе составляли бы бессмысленную, беспорядочную и безжизненную
груду, если бы к ним не присоединялись упорядочивающие их формы,
превращающие их в представления и даже в предметы опыта. Однако и в этих
формах нет никакой жизни и никакого смысла, кроме служения знанию. Особенно
обращают на себя внимание в этом отношении категории субстанциальности и
причинности. Обыденное сознание разумеет под ним нечто живое, жизненное, не
имеющее само по себе интеллектуального значения: под субстанциею оно
разумеет самостоятельную индивидуальность, непроизводное ядро бытия, а под
причинностью - затрату энергии, действование. Ни следа этой жизни нет у
Канта: по его учению субстанциальность и причинность суть только рассудочные
правила необходимого одновременного и последовательного синтеза ощущений,
правила, благодаря которым ощущения складываются в представления, имеющие
объективное значение. Следовательно, синтезы причинности, субстанциальности
и т.п. суть чисто интеллектуальные процессы и ничего более. Весь мир Канта
есть представление, и притом такое представление, все элементы которого
существуют только для того, чтобы сложить представление. Это
интеллектуализм, доведенный до крайности; это учение о том, что единственный
известный процесс есть процесс познания. Отрицание всякой трансцендентности
здесь доведено до последних пределов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134