..
Вдруг Рэн выпрямилась и резко повернулась к окну. Ее ровные, точно нарисованные брови поднялись.
— Потише вы там!
При этих словах Синобу и Кику съежились и втянули головы в плечи, но тотчас же снова донесся их приглушенный смех.
— Сознательный рост... Скажи, пожалуйста!
— Что это она командует! — вполголоса сказала Кику, обращаясь к Синобу.
С тех пор как Рэн поселилась здесь, девушкам начало казаться, будто комната вдруг стала тесной. Почему-то с первого же дня получилось так, что Рэн стала верховодить в этой комнате. Нельзя сказать, чтобы староста Хацуэ выделяла Рэн среди других девушек, но всегда выходило как-то так, словно Рэн была на особом положении. И хотя Рэн почти никогда не брала в руки щетку или тряпку и никогда не мыла уборную, которую
девушки, обязаны были убирать по очереди, никто ничего не говорил по этому поводу.
Даже Кику — и та не решалась прямо сказать что-нибудь самой Рэн. И Кику, лучше чем кто бы то ни было, знала, отчего это происходит. Помимо того, что ее семья арендовала землю у Торидзава, работа отца в лесу, все поделки в усадьбе и другие перепадавшие время от времени мелкие заработки — всё целиком зависело от милостей семейства Торидзава. В таком же положении находились и семьи Хацуэ и Сигэ, и потому у девушек были некоторые основания по-особому относиться к Рэн.
— Ух, до чего же жрать охота! — дурачась, громко сказала Синобу, нарочно употребляя грубые выражения, и все девушки — и Сигэ, продолжавшая шить, и Мицу, и даже Хацуэ — рассмеялись.
— Спать! Спать! Давайте скорее ложиться! Пользуясь свободным днем, девушки собирались
завтра с утра отправиться в Торидзава менять полученный паек табака и кое-какие вещи на рис и муку. Путь предстоял далекий, и они должны были завтра встать
пораньше.
Синобу Касуга раздвинула сёдзи и принесла из коридора щетку.
— А ну-ка, пустите! Отойдите. Дайте подмести, —
начала она разгонять девушек.
Она не видела в Рэн Торидзава ничего особенного, разве лишь то, что та окончила колледж да была, пожалуй, красивее ее.
Касуга начала подметать пол, да так энергично, что пыль летела прямо на девушек. Хацуэ и Мицу со смехом отскочили в сторону. Хацуэ — самая рослая, самая крепкая из девушек, двигалась легко и проворно. Девушки с веселым визгом бросились в противоположный угол комнаты. Но Рэн продолжала сидеть не двигаясь.
— О чем это вы там сейчас говорили?
Несмотря на хрупкое сложение Рэн, во всем ее облике, когда она сидела вот так, выпрямившись, чувствовалась властность, какой не было у Хацуэ.
— Мы?.. Ни о чем!.. Право ни о чем... — спрятавшись за спину Синобу, прошептала Кику.
— Нет, я слышала! Ты сказала: что это она командует! Вот что ты сказала! — проговорила Рэн, не повышая
голоса. Но тем более внушительно прозвучали эти слова.
Синобу Касуга несколько секунд пристально смотрела на Рэн, держа щетку на весу, затем взмахнула щеткой и обдала Рэн пылью с головы до ног. — Ворчанье да кляузы будем слушать потом! Нечего из-за пустяков кипятиться. Ну, вставай, вставай, я подмету.
На лице Рэн медленно проступала краска.
— Что ты сказала? Повтори!
Она слегка повернулась к Синобу Касуга, но продолжала сидеть всё так же прямо.
— Да ну тебя, надоело! Что без конца повторять. Сказала, что нечего из-за пустяков кипятиться... Вставай-ка лучше, я подмету! — огрызнулась Синобу Касуга. Касуга была девушка нервная, с наклонностью к истерии. — Что это ты, в самом деле, какую барышню из себя корчишь! Уж если так тебя зло разбирает, пошла бы лучше да попробовала хоть разок уборную вымыть!
Рэн побледнела, руки ее судорожно вцепились в юбку. Еще никогда в жизни ей не наносили такого оскорбления.
— Ты... ты... — гнев мешал Рэн говорить. Вся кровь бросилась ей в голову, она была уже не в силах связно продолжать речь и, потеряв самообладание, высказала всё, что думала. — Люмпен... Люмпен-пролетарий... Сколько ии тверди ей о борьбе, о практическом опыте, а как была, так и останется потаскушкой!
Это были ужасные слова, до того ужасные, что Ха-цуэ и все остальные девушки оцепенели, а Синобу замахнулась на Рэн щеткой.
— Пустите! Пустите!.. — кричала Синобу, когда Кику и другие работницы пытались вырвать у нее щетку. Синобу сопротивлялась так отчаянно, что даже сильная Хацуэ едва удерживала ее. — Что она сказала! Что она.... Пустите!
Стиснув зубы, Рэн наблюдала, как девушки, толкая друг друга, стараются вырвать у Синобу щетку.
Рэн никто никогда не обижал с самого детства, и она не слишком задумывалась над тем, насколько задевали другого человека сказанные ею слова; но оскорбление, которое нанесли ей самой, уязвило Рэн так
больно, что у нее едва хватило выдержки, чтобы сохранить внешнее спокойствие.
— Я ее изобью! Гадина!.. Пустите! Что она тут басни рассказывает про сознательный рост, про... Только и знает, что командует, а ни разу, небось, не пошла расклеивать плакаты! Ни разу не вышла вместе со всеми в город! Пустите! — чуть не плача кричала
Синобу.
Подруги удерживали ее, но она, стараясь освободиться, металась из стороны в сторону. Она рванулась к Рзн, и ее растрепанные волосы, с которых свалился берет, почти коснулись лица девушки.
— Все это говорят, и Кику-тян, и Мицу-тян! Если злость тебя разбирает, так поднялась бы да сходила разок вместе со всеми, хоть бы пыль обмела!.. А не нравится, так собирай вещи и убирайся отсюда!..
Больше Рэн была не в силах сдерживаться. Бледное лицо ее дрогнуло, уголки губ скривились и, резко отвернувшись, она уткнулась в циновки.
Рэн проплакала всю ночь.
Она никогда не плакала громко, вот и сейчас девушка тихо всхлипывала и, только когда уже совсем не было сил терпеть, давясь рыданиями, кусала край одеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113