На время Рэн как будто затихала, но тотчас же снова к горлу подступали рыдания, и она снова заглушала их, уткнувшись в подушку.
В комнате царил полумрак. Сквозь сёдзи проникал слабый свет горевшей в коридоре лампочки. Среди шести разостланных в ряд постелей ярким пятном выделялось дорогое одеяло Рэн.
«Разве можно здесь оставаться!» — шептала Рэн всю ночь напролет. Но повторив эту фразу несчетное число раз, она вдруг поняла, что это никого не интересует. Так во имя чего она здесь?
Справа от нее под жестким одеялом из темной хлопчатобумажной ткани, открыв рот, спала Мицу Оикава. Слева от Рэн была постель Синобу Касуга, между ними лежала Хацуэ Яманака. Чуть приоткрыв рот с ровными, белыми зубами, прижавшись круглой щекой к подушке, она спала спокойно и безмятежно. «Поступай, как тебе заблагорассудится!» — как будто говорило ее лицо.
— А-а-а... Икэнобэ-сан! — Рэн, кусая край одеяла,
готова была громко заплакать. Она вдруг почувствовала себя совсем одинокой.
Никто не считал ее присутствие здесь обязательным. Останется она или уйдет — по-прежнему профсоюз завода Кавадзои будет бороться, по-прежнему будет крепнуть и расти рабочий класс...
Жизнь в общежитии давалась Рэн нелегко. Но у нее был упрямый характер. За этот месяц она старалась свыкнуться с пищей в заводской столовой, примениться к совместной жизни с простыми людьми.
«Синъити-са-а-ан!» — мысленно кричала Рэн. Ей хотелось сейчас прижаться к Синъити, хотелось, чтобы он пожалел ее. Пусть одна опора — коллектив — рухнула, зато оставалась еще другая. Но ведь и это... В следующую минуту Рэн вздрогнула и широко раскрыла глаза. Ведь она опозорена Комацу!..
Правда, он только поцеловал ее один-единственный раз, но с тех пор Рэн не могла заставить себя прямо взглянуть в глаза Синъити и безотчетно избегала его. За незанавешенным окном становилось всё светлее и светлее. Хорошо, допустим, она вернется домой... А дома что? Брат беспокоится, как бы не конфисковали землю, да как бы не обложили налогом имущество... Старинный род Торидзава распадается...
— А-а! — Мицу Оикава уже проснулась. Закинув руки за голову, она потянулась и зевнула. — Кику-тян! Синобутян! Вставайте!
Притворяясь спящей, Рэн лежала с закрытыми глазами. Утренний ветерок холодил ее заплаканные щеки. Теперь всё казалось ей ненужным, напрасным. Она была одинока.
«С добрым утром, товарищи!
Сегодня отличная погода, и многие, вероятно, собираются в город...»
Репродуктор в коридоре начал передачу утреннего выпуска профсоюзных известий.
«...После недавнего собрания молодежной секции на заводе распространяются различные слухи провокационного, демагогического характера, и мы от имени профсоюза предупреждаем рабочих, чтобы все были настороже...»
Стараясь не отставать от других, Рэн сложила свою
постель, но в это утро ей было явно не по себе. Сигэ занялась уборкой комнаты, Синобу и Мицу подметали коридор, Хацуэ и Кику, переодевшись, с ведрами в руках, собирались идти мыть уборные вместе с девушками из двенадцатой и тринадцатой комнат.
— Что вы, что вы! Не надо! — замахала рукой Кику, заметив рассеянно шагавшую за ними Рэн. — От каждой комнаты нужно только двоих!
Рэн остановилась посреди коридора. Девушки из соседних комнат, смеясь и болтая, спешили, обгоняя друг друга. Странное чувство овладело Рэн. А между тем до сегодняшнего дня она в этот час совершенно спокойно стояла в умывальной, чистила зубы и ни на что не обращала внимания.
— Торидзава-сан, тоже уборную мыть?..
Рэн опять рассеянно пошла за Кику, так как ей совершенно некуда было деваться. Хацуэ с мягкой улыбкой, от которой на щеках у нее появились ямочки, несколько мгновений смотрела на Рэн. Волосы Хацуэ были зачесаны кверху и повязаны полотенцем, лицо ее светилось добротой и природным умом.
— Подождите-ка немножко!
Сбегав в комнату, Хацуэ принесла свои штаны, помогла Рэн надеть их прямо на юбку, потом повязала ей волосы полотенцем. Рэн, словно ребенок, покорно подчинялась всему, что с ней проделывали.
— Мы будем убирать, а вы носите воду.
Хацуэ и Кику усердно мыли кабинки, а Рэн носила воду и обметала стенки щеткой. Рэн чувствовала, как постепенно, точно разгоняемая ветром туча, исчезает ощущение собственной отчужденности. Она перестала казаться себе ненужной, лишней...
— Ой, смотрите, — Торидзава-сан со щеткой, с ведром! Вот это да! Ой, даже смотреть страшно... — обрадовалась Мицу, увидев Рэн, которая вместе с девушками входила в комнату, держа в руке ведро. Она захлопала в ладоши и обняла Рэн.
— Ну как, зайдем мы к Торидзава-сан домой? — не поворачиваясь, спросила Синобу, сидевшая на корточках спиной к Рэн. Сигэ и Мицу укладывали в рюкзаки вещи, предназначавшиеся для обмена — пайковый табак, полотенца, гэта и тому подобное.
— Значит, рис, мука и что еще? Да, я думаю, там сами знают... — глядя на стоявшую молча Рэн, заговорила Кику.
Так как Рэн и Хацуэ должны были присутствовать сегодня на заседании комсомольского бюро, они не могли пойти вместе со всеми.
— У Торидзава-сан дом, наверно, похож на замок, так что такие, как я, пожалуй, и войти побоятся... — сказала Синобу, но Хацуэ мягко улыбнулась ей:
— Ничего, всё будет хорошо...
Рэн в неуклюжих шароварах, с бледным, осунувшимся лицом без малейших следов пудры, молча стояла в дверях.
— Ну, пойдем в столовую... — Хацуэ дотронулась до ее плеча, заострившегося за какой-нибудь месяц жизни в общежитии.
Рэн послушно кивнула.
В полдень Рэн и Хацуэ вышли из общежития.
С тех пор как члены «Общества Тэнрю» потребовали, чтобы комсомольцам было запрещено занимать выборные должности в молодежной секции профсоюза, и эту резолюцию едва удалось отклонить большинством всего лишь в четырнадцать голосов, бюро комсомола избегало собираться на территории завода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113