— Не одному тебе пришлось побывать на войне, — отчеканивая слова, заговорил Араки и сел на табуретку, с которой только что встал Дзиро. — Это не значит, конечно, что ты должен всё сносить молча, но такие дурацкие выходки...
Дзиро, чуть покачиваясь, продолжал стоять лицом к стене.
— У кого есть голова на плечах, тот старается разобраться в том, что произошло. Старается понять, почему возникают такие страшные войны. Вспомни, что, например, провозглашал император в своем манифесте, когда объявлял войну? А потом, когда война кончилась, с каким заявлением он тогда выступил?.. Одно здесь никак не вяжется с другим... Вот над чем сейчас люди думают. А не пьянствуют беспросыпу и не хулиганят...
Дзиро Фурукава злыми глазами рассматривал стену, но всякий раз, как слова Араки задевали, его за живое, лицо Дзиро судорожно подергивалось.
— Да как ты смеешь, на самом-то деле, так безобразничать! Война не одному тебе принесла горе,— продолжал отчитывать его Араки. Фурукава, точно боясь упасть, прислонился к стене. И вдруг, словно что-то прорвалось в нем, хлынули горькие слезы.
— Мама! Мама! — содрогаясь всем телом, рыдал Фурукава.
Так плакал он, бывало, и звал мать в далекую пору детства у Порога маленького домика в районе Фука-гава...
Завыла сирена, возвещая начало обеденного перерыва. Синъити Икэнобэ обедал, стоя у своего рабочего места.
Он ел и одновременно читал лежавшую перед ним книгу «Развитие социализма от утопии к науке»; то и дело откладывая палочки для еды, он брал красный карандаш, чтобы подчеркнуть нужную строчку. Покончив с едой, он сунул книгу в карман и, всё еще думая о прочитанном, вышел из цеха. Икэнобэ перешел по мосту через реку Тэнрю и начал подниматься в горы.
«...При той форме товарного производства, которая развивалась в средние века, вопрос о том, кому должны принадлежать продукты труда, не мог даже и возникнуть. Они изготовлялись отдельным производителем обыкновенно из собственного сырья, часто им же самим произведенного, собственными орудиями и собственными руками или руками семьи... Следовательно, право собственности на продукты покоилось на собственном труде... Но вот началась концентрация средств производства в больших мастерских и мануфактурах, превращение их по сути дела в общественные средства производства».
Кругом, казалось, не было ни души — безлюдны были и мост, и тропинка, уходившая в горы, и поля, раскинувшиеся по горным склонам. Река у берега покрылась льдом; внизу, в долине, среди леса заводских труб, свистел ветер.
«Даже если поблизости никого не видно, — будь на чеку!» — предупреждал его Араки, но сейчас Синъити совсем позабыл об этом. Места были знакомые — сюда, к этому мостику, в солнечные дни часто приходила погулять заводская молодежь.
За этот месяц Синъити стал как-то необыкновенно серьезен и озабочен. Он чувствовал, что кругозор его с каждым днем расширяется. Ему казалось даже, будто наутро он встает не таким, каким лег накануне...
Книга была трудная. Сен-Симон, Томас Мор, Фурье, Оуэн и другие иностранные имена звучали непривычно. Синъити многого не понимал: что означает, например, слово «метафизика»? Или что это за период в истории европейских стран — «реформация»? Некоторые страницы были сплошь испещрены незнакомыми, сложными иероглифами.
Зато те места, которые были понятии, производили на Синъити неизгладимое впечатление.
«...теперь собственник средств труда продолжал присваивать себе продукты, хотя они производились уже не его трудом, а исключительно чужим трудом».
Какая это великая истина! Пусть еще не совсем понятны выражения «способы производства» или «средства труда», но сквозь них пробиваются и вдруг освещают всё вокруг ярким светом такие ясные и простые мысли. Они притягивают его, как магнит.
Эти последние прочитанные им строчки он понял без труда. Вся жизнь Синъити подтверждала эту истину. С ученических лет он только и делал, что изготовлял различные «продукты» — электросчетчики, счетчики оборотов, всевозможные приборы... Но разве случалось так, чтобы хоть одно-единственное зубчатое колесико принадлежало ему, а не компании? Разве был он собственником хотя бы одной вещи из всей производимой им «продукции»? Нет, собственниками всегда были хозяева, а он — он оказывался только поденно оплачиваемой частью этих самых «средств труда»! Он всегда был только рабом изготовляемой им же самим «продукции»...
— Собрание уже началось! — объявил дозорный Кискэ Яманака, внезапно появляясь из-за холма.— С тех пор как у Икэ-сан завелась милая, он вечно опаздывает... А? Разве не так?
— Что такое? — Всё еще занятый своими мыслями, Синъити сразу не понял, о чем говорит ему этот парнишка в красном кепи.
— Да и Оиоки-сан тоже говорит... — паренек, засунув руки в карманы, приплясывал от холода. — Теперь, говорит, когда на завод вернулась Рэн-тян, Икэнобэ совсем потерял голову...
— Не мели вздор! — Синъити щелкнул его по затылку.
Поля кончились, он углубился в кустарник.
Еще недавно все усилия Синъити были направлены только на то, чтобы работать как можно лучше и получать больше денег. Если бы ему повезло, он мог бы продвинуться до «младшего служащего компании». Теперь все его планы рухнули.
...А между тем, вокруг него по-прежнему такие же вот Синъити, каким он был еще несколько дней назад. Все, от императора до капиталистов, от помещиков до высших чиновников, от школы до полиции, стремятся скрыть, спрятать истину! Потому-то и существуют тысячи и тысячи людей, которым на глаза надели шоры.
— Об этом все уже знают... все уже.. — донесся до Синъити знакомый, пронзительный голос Оноки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113