..
По улице женщина шла позади, придерживая ребенка за спиной, но, дойдя до перекрестка, догнала Дзиро. Бежать было некуда.
В общежитии царила тишина — сегодня был первый рабочий день после Нового года. Поднявшись в свою комнату, Дзиро несколько мгновений стоял в задумчивости. Все деньги, полученные к Новому году, он пропил. Заметив на столе, на раскрытой книге, ручные часы Синъити, Дзиро схватил их и спустился вниз.
— Сколько за них дадут?
Женщина привела его к лавочке ростовщика, находившейся в боковой улочке за зданием вокзала, и, взяв часы из рук Дзиро, сказала:
— Лучше не скандаль...
Когда она вышла из лавки, в руках у нее вместо часов Икэнобэ была бумажка в сто иен.
Порывшись в корзине, она достала те пятьдесят иен, которые вытащила вчера из кармана Дзиро, отдала их ему и вдруг, опять став любезной, улыбнулась своим черным беззубым ртом:
— Приходи еще, миленький!
Дзиро отвернулся. Лицо его дрогнуло, брови поползли вниз. Некоторое время он стоял неподвижно, уставившись глазами в землю.
Дзиро нигде не находил себе места...
Он опять притащился в маленькую закусочную с земляным полом, где был накануне. Выпив подряд несколько стаканчиков сакэ, он захмелел и навалился всем телом на грязный стол.
Куда деваться?
Со вчерашнего вечера его охватило желание куда-то бежать. Но куда — этого он не знал. Теперь ему стало всё равно — он готов был сделаться грабителем, вором... Спекуляция, азартные игры — всё это ерунда. Они не смогли бы его увлечь. Ему нужно было что-то другое, чему он мог бы отдать всего себя. Что-то такое, что помогло бы ему вернуть то неуловимое, чего он лишился с той самой минуты, как был взят в армию.
Бессильно опустив голову на стол, Дзиро время от времени поглядывал на входную дверь. За дверью стонал, ветер, на стеклах дрожали лучи солнца. Иногда за соседним столиком появлялись посетители, но они тут же поспешно уходили, словно один вид Дзиро отпугивал их.
Для него теперь всё кончено. Он лишился даже доверия Икэнобэ Синъити, единственного близкого человека, который у него еще оставался. Не только тело, но и душа Дзиро запачканы. Восхищение, трепет перед женщинами... Ничего не осталось... Это прижатое к стене сарая, искаженное мукой лицо кореянки! Эта женщина с черным провалом рта, кричавшая ему: «Нечего дурачком прикидываться!»
— Налей еще, дед!
Сёдзи раздвинулись, неторопливо вошел старик с бутылью, налил в стакан сакэ. Дзиро выпил сразу, залпом, и снова опустил голову на стол. Только мутить начинает, а пьянеть он почему-то не пьянеет...
Старик с бутылью снова прошел к себе и задвинул сёдзи.
Дзиро то и дело заглядывал в комнату сквозь стекла сёдзи, но сегодня старухи у очага не было видно.
Наверное, совсем слегла... Погода нынче скверная...
Он рассматривал пятна, проступившие на обоях от сырости, — своей формой они походили на раскрытый зонтик; воспоминания снова нахлынули на него.
...Новое темно-синее кимоно с широкими рукавами! Это было в январе того самого года, когда началась война на Тихом океане... Дзиро сидел за маленьким обеденным столиком, он впервые надел кимоно с широкими и как будто неудобными рукавами.
— Что здесь смешного? Ведь ты теперь взрослый, самостоятельный человек! Не век же тебе ходить в куртке,— говорила мать, обращаясь к Дзиро, который при каждом движении беспокойно поглядывал на свои рукава. Она сидела напротив него, тоже одетая по-праздничному, с белым шарфом на шее.
— Нельзя ли их отрезать, мама?
— Что ты, конечно, нельзя. Сколько лет я ждала того дня, когда ты наденешь это кимоно!..
Широкие темно-синие рукава... Надежды матери и мечты Дзиро!.. Кимоно сгорело... И мать сгорела...
Война! Да что же это такое — война?!
Внезапно пробудилось какое-то сомнение, но потом снова нахлынули путаные, сложные воспоминания и образы. В ушах звенело. Пятна на обоях вдруг перестали походить на зонтики, всё исчезло. Опираясь щекой на руку, Дзиро долго пустыми глазами смотрел на застекленную дверь, на которой дрожали лучи вечернего солнца, и вдруг, весь подобравшись, поднял голову. Дверь, дребезжа, чуть приоткрылась, и в закусочную просунулась голова Икэнобэ.
«Наверное, за часами пришел...»
Дзиро со злобой уставился на Икэнобэ, откинувшись всем телом назад так резко, что едва не свалился с круглой табуретки.
— Нет их у меня... Вот! —он пошарил в кармане, вытащил закладную и швырнул ее к ногам Синъити. Потом попытался, шатаясь, приподняться и тяжело плюхнулся на земляной пол.
— Где ты был вчера? — спросил Икэнобэ, помогая ему встать.
Дзиро вырывался с таким отчаянным видом, как будто боялся, что Икэнобэ дотронется до него. Наконец, весь перепачкавшись о земляной пол, он снова кое-как уселся на табуретку и опустил голову на стол.
— Излишнее беспокойство! — пробормотал он. Некоторое время Икэнобэ, скрестив на груди руки,
молча стоял позади него. Шапки на Дзиро не было — должно быть, он где-то ее потерял. На плечах и на спине засохла грязь.
— Пойдем домой. Ляжешь, выспишься хорошенько... Ведь вредно так много пить...
Тогда Дзиро, сбросив со стола стаканы и тарелки, начал бушевать. Получив сильный удар в грудь, Икэнобэ отлетел к дощатой перегородке.
— Фурукава!
Оттолкнув Икэнобэ, Дзиро рывком поднялся. Пошатываясь, он направился к выходу и вдруг замер на месте: прислонившись спиной к стеклянной двери, перед ним стоял Араки, в теплой куртке, с полотенцем в руках.
Как всегда, первый рабочий день после Нового года заканчивался в полдень, и Араки приехал в Ками-Сува принять ванну.
— А ну-ка потише! Хватит буянить!
Несколько секунд Дзиро, выпятив вперед нижнюю губу, смотрел на Араки, потом вдруг резко отвернулся к стенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113