усмехнулся он.
За стенкой шел оживленный разговор, слышался голос Фурукава:
— Что, компартия? Ну, видишь ли, компартия — это... — Продолжая громко разглагольствовать и размахивать руками, Фурукава вошел в комнату. Его солдатская рубашка на плечах была еще совсем мокрой.
— Противно слушать, когда они начинают ругать императора и говорить про него всякие гадости...
— Ладно, ладно... — успокаивающе похлопал его по плечу вошедший вслед за ним Иноуэ.
Подойдя к очагу, Фурукава отвесил поклон Нака-тани и его жене и улыбнулся немного смущенно, но тотчас же снова громким голосом продолжал:
— Я ничего не говорю, компартия — это тоже, возможно, хорошее дело...
Он встал и протянул руки к выглядывающим в приоткрытые фусума работницам:
— «Лишенные крова, страдая от голода и холода...»,—Фурукава запнулся и потер рукой лоб. Потом повернулся к Синъити. — Эй, Икэнобэ, как там дальше? Да в этом, в письме, что ли, в этом самом... — сказал он, вопросительно глядя на Синъити; но тот молчал, и Фурукава снова повернулся к работницам.
— «Страдая от голода и холода...» О бедные, бедные! О девушки-бедняжки! — импровизировал он.
За стенкой засмеялись. Накатани, нервничая, опустил глаза. Синъити тоже начинал выходить из себя. Что за проклятый парень! Что он еще вздумает болтать?
Но работницы оживились с приходом Фурукава. Большинство из них было воспитано в духе старых традиций, согласно которым девушкам "категорически запрещалось разговаривать и шутить с рабочими-мужчинами. Поэтому они чинно сидели на своих местах и только исподтишка поглядывали на заинтересовавшего их Фурукава.
— Вы вот сидели всё время здесь, в этих горах, и толком даже не знаете, что за штука война, — отходя от очага и усаживаясь на пол, заговорил Фурукава.
— Вот-вот, потому я и говорю... Император тоже несет ответственность... — перебил его Иноуэ, тараща свои круглые глаза. В спорах он всегда начинал с того,
что как будто соглашался с собеседником, но как только удавалось ввернуть словечко, опять принимался упорно отстаивать свою точку зрения. — Ведь вот же покончил с собой Коноэ, и Тодзио тоже...
— Опять ты за свое! — перебил его Фурукава.— Да пойми ты, ведь Тодзио и Коноэ — это простые, обыкновенные люди... А император... император... — Фурукава вытянул шею и запнулся, подыскивая подходящее определение. Что такое император? Ведь это понятие как будто всегда, с самого рождения жило в его сознании, но когда он попытался выразить это словами, мысли начинали путаться. Сказать, что император — бог, это звучало бы как-то чересчур возвышенно. Назвать его «верховным главнокомандующим» тоже было нелепо, раз армии больше не существовало...
В это время жена Накатани вышла из телефонной будки, стоявшей в вестибюле.
— Вас к телефону! — загадочно улыбаясь, обратилась она к Синъити.
Он вошел в кабину, ничего не подозревая, приложил трубку к уху и в то же мгновенье, вздрогнув от неожиданности, невольно огляделся вокруг.
— Кто у телефона? Это вы, Икэнобэ-сан? Это говорит... Это я...
Сомнений быть не могло — это был голос Рэн.
— Я в аллее... Да, да, поскорей, пожалуйста... Здесь очень холодно... — Голос ее звучал как будто сердито.
Синъити торопливо вернулся в свою комнату. Он был взволнован.
Переодевшись в новый костюм, Синъити завязал галстук, потом на мгновенье задумался, рассеянно устремив взгляд на стенку, и вдруг быстро снял с себя и костюм, и галстук.
«Спокойно, спокойно», — мысленно приказал он себе.
Синъити надел полинявшую, выцветшую от времени синюю куртку, накинул на плечи старое черное пальто, на голову нахлобучил спортивное желтое кепи. Минуту-другую он стоял, засунув руки в карманы, широко расставив ноги, и пристально рассматривал циновки, покрывавшие пол.
Если она будет разочарована, увидев его, — что ж,делать нечего...
Даже не взглянув в маленькое зеркальце, стоявшее на столе, Синъити спустился в вестибюль, надел валявшиеся там гэта и вышел на улицу. Он испытывал чувство, близкое к отчаянию.
Однако, несмотря на тревожные мысли, Синъити шагал быстрой, легкой походкой. Он проходил по многолюдному проспекту, где было много кинотеатров, кафе, лавочек, но ничего не замечал вокруг. Лицо его раскраснелось от ветра.
Аллея, в которой Рэн должна была ждать его, находилась за зданием вокзала Ками-Сува. Когда-то здесь было отведено место для гуляний и, кажется, находился ипподром.
Вот она!
Едва он заметил Рэп, всё вокруг точно осветилось ярким светом. В круглой шляпке с лентой, в резиновых ботиках, пряча руки в карманы синего пальто, она стояла спиной к нему возле одного из старых деревьев, составлявших достопримечательность здешних мест.
Когда он приблизился, круглая шляпка круто повернулась, и Рэн слегка поклонилась. Она узнала Синъити еще издали, прежде чем он успел ее заметить. Боялась ли Рэн, что кто-нибудь может их увидеть, но только, поклонившись, она сразу же быстро скрылась за стволом дерева.
Синъити торопливо поднес руку к кепи. Он даже не успел заговорить с ней. Он обошел дерево, но Рэн уже там не было. Девушка шагала метрах в десяти от него по переулочку, тянувшемуся вдоль задних дворов гостиниц.
Ярко светило солнце, и совсем рядом сверкало озеро. Дул холодный ветер. На заборах сушились сети; увядшие стебли желтых хризантем обвивали изгороди. Быстро шагая, Синъити уже почти догнал Рэн, но она тоже ускорила шаг, как бы давая ему понять, что подходить ближе нельзя.
Чувство неловкости всё сильнее овладевало Синъити. Рэн шла впереди, чуть наклонившись и спрятав руки в карманы пальто. Сейчас она была совсем не похожа на девушку, снятую на карточке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113