Появился Араки с ящичком под мышкой.
— Ну, счетная комиссия, живо! — обратился он к своим помощникам. — Дайте пройти, товарищи, дайте пройти!
Солдат растерянно наблюдал всю эту суматоху. От внезапного возбуждения голова у него кружилась, как у пьяного. Он, видимо, силился что-то припомнить.
— Мы уже всё закончили!
Группа рабочих и работниц из второго сборочного цеха во главе со старшим мастером Касавара, шумно переговариваясь, окружила стол Араки. В голове Фурукава снова всё пошло кругом.
— Надо торопиться, а то скоро обед!
Молодой, гораздо моложе Араки, Касавара, совсем недавно ставший мастером, принимал деятельное участие в организации «Комитета дружбы» и сам вызвался помогать сбору предложений. За его спиной с ящиком в руках стояла Хацуэ Яманака, за ней—Сигэ Кобаяси и другие работницы второго сборочного.
«Нужно принять меры, чтобы в этом году опять не замерзли водопроводные трубы...» — прочел кто-то, протягивая клочок бумаги.
«Цены на продукты слишком высоки!»
Араки записывал все предложения.
«Работать для восстановления Японии...»
— Ох, кажется, мне это не под силу! — сказал кто-то, и все засмеялись. В этот момент солдат внезапно защелкнул крышку коробочки из-под завтрака.
— Ах, вот оно что! — неожиданно воскликнул он. Дзиро наконец вспомнил то, что смутно тревожило
его всё время. Все с удивлением взглянули на солдата и дружно расхохотались.
— Ну да, конечно! Ведь мне же надо повидаться с Икэнобэ!
Дзиро Фурукава испытывал радостный подъем при виде старых товарищей. Веселый, жизнерадостный по
натуре, он в эти минуты совершенно забыл о своем горе, обо всех пережитых страданиях...
— Ну, поскольку ты был призван в армию и теперь демобилизован, будем считать, что ты, как и другие, переведен сюда с завода Ои, — с важным видом сказал служащий отдела личного состава, рассматривая конверт со штампом правления компании, когда Фурукава вместе с Араки остановился перед его столом.
Араки подробно договаривался за Фурукава обо всем: о заработной плате — ведь цены теперь были совсем не те, что в то время, когда Фурукава взяли в армию, — об общежитии, о питании. Пока он вел эти переговоры, Фурукава только улыбался счастливой улыбкой.
Гудок на обеденный перерыв застал их еще в конторе. Но Фурукава хотелось прежде всего повидать Икэнобэ. Они вместе начинали работать учениками на заводе, и один только Икэнобэ несколько раз писал Фурукава о его матери.
— А директор наш... Хорош, нечего сказать!.. Делает вид, будто и не узнает... — ворчал Араки, когда они вышли в коридор.
Директор Сагара был начальником цеха в ту пору, когда Фурукава работал учеником, и должен был знать его в лицо.
По коридору торопливо проходили люди, направляясь в зал, где должно было состояться собрание.
Когда Араки и Фурукава проходили мимо экспериментального цеха, из дверей вышел Накатани. Засунув руки в карманы брюк, он остановился, приветливо улыбаясь.
— А, Фурукава-кун! Ты к Икэнобэ? Он пошел в зал. Ведь он член организационного комитета.
— В зал? А где этот зал? — Фурукава готов был уже бежать к другу.
— Погоди, погоди... Мы все идем туда... Вместе пойдем,— сказал Араки.
Делать нечего! Фурукава пошел с ними, то забегая вперед, то отставая от своих спутников: ему не терпелось поскорее увидеть Икэнобэ. Поглощенный своими мыслями, он не заметил, как Араки тихонько передал Накатани белый конверт. И уж, конечно, Фурукава никак не мог знать, что конверт этот принес Араки Бунъя Торидзава, с которым Фурукава встретился у заводских
ворот. В этом конверте лежала небольшого формата листовка «Обращение к японскому народу» и переизданный в виде брошюры первый номер коммунистической газеты «Акахата» — «Красное знамя».
Здание, в котором находился зал, стояло на самом берегу реки. Там уже было полно народу. На деревянном полу, застланном циновками, люди сидели в том же порядке, к какому привыкли еще со времен войны. По середине зала был оставлен проход. Слева от него расположились работницы, справа — рабочие, всего в зале собралось человек семьсот-восемьсот. На стульях, расставленных вдоль стен, сидело несколько десятков служащих. Над сценой еще сохранился лозунг: «Священная страна Япония — первая во вселенной!»
Фурукава растерянно озирался по сторонам. На сцене с приветственным словом выступал Такэноути. На полу, возле самой сцены, тесно, плечом к плечу, сидели рабочие — члены организационного комитета, лица их различить было трудно.
— Итак, согласно повестке дня, заслушаем приветствие председателя «Комитета дружбы»...
Такэноути закончил свою речь. Раздались аплодисменты, и на сцене появился директор Сагара. В это время Фурукава заметил наконец Икэнобэ Синъити. Он сидел, выставив острые колени, и что-то шептал на ухо своему соседу Касавара. Разрумянившееся лицо Икэнобэ было видно Фурукава в профиль. Не обращая внимания на недовольство соседей, солдат начал пробираться к Синъити прямо через головы и плечи сидевших впереди людей.
Друзья вышли из зала в галерею. Внизу под ними плескалась река Тэнрю. Некоторое время молодые люди молча смотрели друг на друга.
— Я тоже буду теперь здесь работать.
— Да?
— И жить буду с тобой вместе, в Ками-Сува... — с радостным оживлением сообщал Фурукава. Но Синъити опускал голову всё ниже и ниже.
— Ты получил мое письмо? — спросил Икэнобэ, постукивая носком сандалии. — То письмо, которое я написал тебе в мае этого года?
— В мае? Нет, не получил... — простодушно ответил Фурукава. — Во-первых, в нынешнем мае, нам, солдатам
не только что писем, а вообще ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113