Девушки громко рассмеялись.
— Что-то от твоей песенки уши вянут, — покачала головой Хацуэ. Кику, надув губы, ответила:
— Самая модная песня. Правда, Тиё-бо? — она снова высоко подкинула ребенка. — Полетели, полетели! Теперь свобода! Пой что хочешь! Делай что хочешь!.. Полетели! Полетели!
На террасе стало весело.
В это время во двор вошла краснощекая девушка в пестром кимоно, повязанная платком.
— Разрешите передать вам тетрадь взносов на организацию осеннего праздника, — заговорила девушка. На румяном лице ее густым слоем лежала пудра. — Просим и вас, молодежь из Чащи, высказаться, — по-деревенски церемонно поклонившись, произнесла она и положила перед Хацуэ две тетрадки. Девушка возглавляла молодежь Холмов, а Хацуэ была председательницей молодежной группы Чащи. Семьдесят дворов восточной части поселка Торидзава делились на три группы: Чащу, Ложбину и Холмы.
По вопросу об устройстве осеннего праздника мнения расходились.
Парни, особенно резервисты, состоявшие в организации, возражали против развлечений в такое тяжелое для страны время. Но в конце концов верх одержали те, кто говорил, что «капитуляция — капитуляцией, а праздник — праздником».
— Что такое? Не все согласны? — воскликнула Кику, передавая ребенка председательнице молодежной группы Холмов и перелистывая вторую тетрадь. — Ой-ой, смотрите, даже Киё Фудзимори и тот «за»...
С этой второй тетрадью дело обстояло не так просто.
Как только кончилась война, в поселке Торидзава была распущена местная молодежная секция «Ассоциации помощи трону», председателем которой был Кин-таро Торидзава. Но на том же собрании, на котором было объявлено о ликвидации секции, была создана новая организация, получившая наименование «Молодежная группа поселка Торидзава». Председателем ее стал помещик, старший унтер-офицер Москэ Торидзава, а одним из двух его помощников — Тадаити Такэноути. Однако в последнее время в поселке пошли разговоры о том, что в организации по существу всё осталось по-старому, изменилось только одно название, и что надо созвать общее собрание, распустить организацию и создать ее заново, построив на новых, демократических началах. Эти требования выдвигала небольшая группа молодых рабочих, вернувшихся в поселок с заводов Токио и Нагоя. Их никак нельзя было назвать влиятельными членами организации, но, странное дело, голоса их всё-таки оказались достаточно вескими, чтобы добиться постановления о созыве общего собрания. Решению этому способствовало следующее удивительное обстоятельство: председательница западной секции Рэн Торидзава тоже присоединилась к тем, кто требовал перестройки организации в новом духе. Ну, а раз Рэн хотела этого, значит, и брат ее, очевидно, держался того же мнения. Поэтому и Тадаити Такэноути, одному из руководителей организации, пришлось поддержать это
требование — недаром его прозвали «тенью Кин-таро».
В тетради, которую разнежили по деревне, многие высказывались за перестройку организации, некоторые— их было меньшинство—против, но больше всего было таких записей: «Безразлично» или «Никакого мнения на этот счет не имею». Всё же расхождения во мнениях объяснялись, несомненно, тем, что среди молодежи было много бывших резервистов, а главное, поименный опрос смутил многих, и они предпочли уклониться от прямого ответа.
— А ты, Итти-тян, за или против?
— По правде говоря, мне всё равно, — не задумываясь, отвечала председательница молодежной группы Холмов, покачивая на коленях ребенка.
Хацуэ тоже довольно равнодушно относилась к результатам этой затеи. Конечно, можно было согласиться с Рэн Торидзава и с теми, кто настаивал на перестройке. Но что это будет за «перестройка»? Хацуэ не понимала, что означает слово «демократия». Она думала только, что если это что-нибудь такое же блестящее и элегантное, как сама Рэн-тян, то вряд ли ей, Хацуэ, будет от этого много пользы... Да, она виновата, что махала флажком тогда на вокзале... Допустим, они покончат со всем старым, а что будет представлять собой это новое?— размышляла Хацуэ.
Кику была гораздо решительнее. Нужно сказать, что Кику вообще нравилась всякая «свобода». Характером она напоминала своего отца Дзэнгоро и любила всё делать наперекор.
— А я против! — кусая карандаш, заявила Кику.— И Хацу-тян тоже против. Правда, Хацу-тян? Я так и напишу!
Хацуэ молчала, с беспокойством глядя на выводившую иероглифы Кику. Вдруг Кику, не выпуская из рук карандаша, повернулась к ограде:
— Кискэ! Кискэ! Отведи козу и сейчас же отправляйся с тележкой на поле, слышишь? — закричала она.
По ту сторону изгороди остановился коренастый смуглолицый юноша в красной спортивной шапочке. Это был младший брат Кику—Кискэ. Он был учеником токаря на заводе Кавадзои и теперь тоже вернулся домой.
— Не могу... дело есть, — он ударил хлыстиком козу, которая не двигалась с места. — Сейчас иду в Симо-Кавадзои... за барабаном для праздника.
— Ах, вот оно что! — Девушки сразу оживились и забыли о своих спорах.
— Нужно достать барабан и пригласить музыканта, чтобы играл на сямисэне, — заявил Кискэ, упираясь ногой в каменную ограду с таким важным видом, как будто вся ответственность за устройство праздника лежала на нем одном. — Томоёси-сан с Холмов споет «Нанива-буси», а Хана-тян будет танцевать «Вечер».
— Да ну? — Томоко всплеснула руками.
— Неужели правда? Девушки заговорили все разом.
— Ты знаешь, Киё Фудзимори, кажется, будет плясать и петь «Колыбельную», — прошептала гостья с Холмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113