Немного подумав, адвокат Обаяси взял мел, написал на доске слово «монополия» и кивнул в сторону Кику.
— Ну, а вот это слово тебе понятно?
— Отвечай же, в этом нет ничего зазорного! Да ты встань, встань... — волновался Фурукава, подбадривая Кику и посматривая то на нее, то на лектора.
— Не понимаю... — приподнявшись и смущенно глядя на доску, пропищала Кику Яманака тонким комариным голоском, совсем не похожим на ее обычный звонкий голос.
Покачав головой, лектор написал другое слово — «раздел».
— Ну, а это?
— Не понимаю...
Лектор подумал еще и написал третье слово — «пролетарий». На этот раз Кику, исподлобья глядя на доску, утвердительно кивнула.
— Это понимаю! Мужчины дружно засмеялись.
— Перестаньте смеяться! — закричал Фурукава, но было уже поздно — уткнувшись в колени Хацуэ, Кику расплакалась.
Лекция окончилась. Синъити Икэнобэ с несколько смущенным и в то же время недовольным лицом стоял посредине аудитории.
— В борьбе учиться, учась — бороться! Вот что должно стать законом для пролетария, — прислонясь к доске, говорил охрипшим голосом адвокат Обаяси, обращаясь к окружавшим его мужчинам — активистам курсов. Хана, Нобуко и Рэн угощали руководителя чаем. Хацуэ, Кику и другие девушки убирали помещение. Повязавшись полотенцами, они переносили столы в угол комнаты и, нагромоздив их один на другой, подметали пол. Такое разделение между мужчинами и женщинами, служащими и рабочими, при котором женщинам приходилось выполнять еще и роль прислуги, издавна существовало на заводе, и никому не казалось странным. Но сегодня это возмущало Синъити.
— Эти слова я слышал от Такидзи Кобаяси!—-продолжал Обаяси.
Пораженный, Синъити подошел поближе к лектору.
— Сэнсэй встречался с Такидзи Кобаяси?!
Когда-то давно Синъити довелось прочитать несколько рассказов Кобаяси. В ту пору они вызывали у него скорее недоумение: неужели всё это было в действительности? Но недавно он нашел у букиниста повесть Кобаяси «15 марта 1928 года» и, когда перечитал эту повесть теперь, она произвела на него совершенно другое впечатление.
— Да, я его видел... Правда, всего один раз... Я тогда был еще студентом. В Токио на одном собрании я увидел- его...
Дзиро Фурукава, ничуть не смущаясь, спросил, постукивая карандашом по своему блокноту:
— А кто это такой? Вот вы только что сказали: «Такидзи Кобаяси», так, что ли?
- Как, ты не знаешь?! — пронзительно крикнул Оно-ки, прежде чем лектор успел ответить. — Ведь это известный писатель! Правда, сэнсэй? Он был коммунист, поэтому его схватили и замучили до смерти. Не знает Кобаяси! Эх ты!
Глядя на растерянное лицо Фурукава, присутствующие рассмеялись, один только Синъити сидел молча, опустив голову. Повесть «15 марта 1928 года», на страницах которой воскресала история жестокой борьбы старшего поколения коммунистов, произвела на него сильное впечатление, он как будто видел всё это своими глазами... Смогут ли они, смогут ли такие, как он, продолжить эту борьбу?
— Товарищи! Товарищи! — воскликнул адвокат Обаяси, подняв руку и обращаясь к девушкам. Они закончили уборку и, по обычаю, опустившись на колени за порогом, отвесили низкий поклон, собираясь уйти.— Я сейчас научу вас хорошей песне! Садитесь все вместе, вот здесь. Сюда, сюда, все вместе...
Он звал их и в то же время писал на доске слова песни, но девушки по-прежнему стояли на коленях, пряча лица за спиной друг у друга.
Знамя народное, красное знамя... —
вдруг запел лектор, ударяя в такт песне щипцами для угля по краю жаровни и покачивая лысеющей головой. На щеках у него вспыхнул яркий румянец, он словно помолодел и стал похож на студента.
— Ну, подхватывайте!
Выше поднимем красное знамя!..
Открыв рот, Фурукава удивленно смотрел на Обаяси. Фальшивя, путая слова, он, тем не менее, первый присоединил свой голос к голосу лектора. Парень впервые слышал эту песню —такую суровую, мужественную, такую торжественную и в то же время как будто давным-давно уже звучавшую в его сердце.
...Над Кремлевской стеной эта песня гремит, Эту песню в далеком Чикаго поют...
Обаяси пел стоя, от напряжения на шее у него набухла вена. Сначала ему вторил нестройный хор голосов, но, постепенно сливаясь, голоса поющих звучали всё дружнее. Девушки незаметно приблизились к самому порогу, а Кику Яманака, быстрее всех запоминавшая песни, с увлечением пела, вся подавшись вперед.
Синъити старался не смотреть на Рэн. Она была в синем пальто, из-за ворота выглядывал оранжевый шарфик. Заметив, что ее голос выделяется из общего хора, она повела плечами и бросила взгляд на Синъити.
— Что-то у меня не получается! — небрежно заявила она и без стеснения обвела взглядом поющих: вот худое, землистое лицо Хана Токи, она поет громко, нисколько не смущаясь; вот Фурукава и другие — все старательно выводят мелодию песни, даже Хацуэ с подругами. Синъити, хотя и не смотрел на Рэн, отлично понимал ее настроение.
— Ну, кто возвращается в Окая? Будем петь по дороге!— Обаяси поднялся, надевая свою спортивную шапочку. Тесный круг раскололся, несколько человек вместе с Обаяси начали спускаться по лестнице.
Синъити тоже сошел вниз, провожая лектора. Он был членом агитационно-воспитательной секции профсоюза, и так как возглавлявший секцию Накатани находился в этот вечер на заседании комитета, Синъити оставался сегодня ответственным по рабочим курсам. Внизу адвокат Обаяси немного задержался и подошел к Синъити.
— Синъити-кун! Хочешь вступить в Коммунистический союз молодежи? — чуть понизив голос, спросил Обаяси. Он вынул из кармана какой-то листок и подал его Синъити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113