И так как разговоры о нем ч поселке не прекращались, он, выйдя из тюрьмы, уехал в Нагоя и с тех пор работал там на заводе.
Шум и беспорядок в толпе всё усиливались. Старики, сидевшие впереди на циновках, время от времени даже аплодировали этому «старому крестьянскому деятелю».' Молодые парни, расположившиеся под репродуктором, поближе к девушкам, кричали: «Хватит речей!» Им хотелось поскорее начать танцы и песни. Атмосфера всё более накалялась. Эта гнетущая напряженность исходила от стоявшей в полумраке возле каменной ограды группы солдат, недавно вернувшихся с фронта.
— В результате тяжелой борьбы, длившейся десять долгих лет, мы оказались в состоянии встретить сегодня новую Японию, новое «сегодня» демократической Японии...
Речь приближалась к концу. Послышались жидкие аплодисменты. Цутому Ногами поклонился публике, как вдруг кто-то из резервистов крикнул: «Уберите красного!»
— Мы должны идти вперед, возглавляя тружеников-крестьян.— Оратор пытался игнорировать возглас, но его опять прервали крики, и снова кто-то включил репродуктор. Раздался взрыв смеха.
— Опрокинув военщину, поставившую Японию на край гибели... — не сдавался Цутому Ногами.
Внезапно послышался треск, и всё кругом погрузилось во мрак. Брошенный па сцену камень разбил стосвечевую лампу. Тадаити Такэноути и распорядители бросились на сцепу.
Поднялась невообразимая суматоха. Раздавались крики девушек, смех, плач детей. Хацуэ, которую сжали со всех сторон, от испуга не могла перевести дыхание. В это время взгляд ее случайно упал на каменную ограду. Из-за спины Рэн Торидзава вдруг высоко поднялась рука в обшлаге офицерского мундира и швырнула камень так быстро, что даже стоявшая рядом Рэн не успела ничего заметить. В следующее мгновение лицо Нобуёси Комацу уже обрело свое обычное невозмутимое выражение.
О, вы всё цветете... —снова запел репродуктор.
— Бей «красных»! — закричали резервисты.
О, вы всё цветете, вишни холма Кудан... ла-ла-ла...
— Прекратите музыку, прекратите!
Кто-то толкнул Хацуэ, и она слетела с ограды прямо на какую-то женщину, которая, споткнувшись и потеряв в суматохе один гэта, упала на землю вместе с привязанным за спиной ребенком.
Среди столицы цветов, цветущей столицы...
— Цутому Ногами-сэнсэй, продолжай, говори!
— Попробуй! Мы тебе продолжим!..
Вы всё цветете... ла-ла-ла...
Группа парней, повязанных платками, плясала. Девушки с громкими, пронзительными криками разбегались во все стороны. Хацуэ, напрягая все силы, пыталась выбраться из толпы. С плеч у нее едва не сорвали хаори. Людской водоворот вокруг нее становился всё гуще. Откуда-то долетел голос Кику, зовущей на помощь, но его сразу заглушили «Напевы Токио».
— Хацу-тян, Хацу-тян!
Вы всё цветете...
Глава третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЕМОБИЛИЗОВАННОГО
Прошло около полутора месяцев с тех пор, как завод в Кавадзои снова начал работать. Стоял конец ноября. Уже под вечер из кабинета директора завода вышел Такэноути. Сложив на груди руки, ссутулившись, он прошел по коридору к выходу, ведущему на территорию завода. Здесь Такэноути на мгновение остановился, исподлобья поглядывая по сторонам и, видимо, что-то обдумывая. Затем торопливо направился в экспериментальный цех, находившийся рядом с конторой. Пробыв в нем минут десять, он поднялся на второй этаж в гранильный цех, снова спустился вниз, побывал в шлифовальном цехе и опять прошел наверх, во второй сборочный. С озабоченным видом переходил он из цеха в цех.
— Насилу уговорил директора... Рассчитываем на ваше согласие, — сообщал Такэноути старшим мастерам и, чтобы показать, как много от него зависит, с особенным ударением произносил слова «насилу уговорил». Речь шла о создании на заводе Кавадзои «Комитета дружбы», в состав которого должны были войти представители от рабочих и от администрации.
— Да, да, будем действовать в согласии и дружбе... В нынешние времена следует чистосердечно делиться друг с другом всеми своими чаяниями и думами... так сказать, на демократических началах... в таком плане...
Однако, подойдя к столу Араки в первом токарном цехе, Такэноути несколько смутился.
Араки, опираясь локтями о стол, недоверчиво посмотрел на Такэноути.
— А чем этот комитет будет отличаться от профсоюза?— спросил он Такэноути, но тот ничего вразумительного ответить не мог.
— Так говорите — чистосердечно? — раздумчиво произнес Араки, подпирая подбородок рукой. — Вот, например, в нашем цехе у рабочих есть много пожеланий... Их можно будет внести?
— Чьи пожелания, рабочих? Ну да, наверное... конечно, конечно...
Ответ прозвучал весьма неопределенно, и Такэноути поспешно прошел в другой цех.
Будучи членом недавно образованной в Токио социалистической партии, Такэноути стремился создать на заводе организацию, на которую эта партия могла бы опереться в своей деятельности. Даст ли такая организация что-нибудь рабочим — было ему глубоко безразлично.
Если говорить откровенно, ему вовсе не пришлось «уговаривать» директора или вообще преодолевать какие-либо препятствия. Директору Сагара уже стало известно, что компартия активизирует свою деятельность на главном заводе компании в Токио, и он рассчитывал, что ему удастся предотвратить проникновение влияния коммунистов на завод Кавадзои, создав организацию, построенную на «семейных началах». С этой целью он и использовал Такэноути.
Что же представляла собой послевоенная обстановка в Японии? В силу каких условий люди типа Такэноути, этого бывшего конторщика шелкомотальной фабрики, могли развернуть подобного рода деятельность?
Огромные лишения выпали на долю японского народа в этот послевоенный период — безработица, нехватка продовольствия, инфляция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113