Дзиро Фурукава всегда был сорви-голова, но после пребывания на фронте он стал таким отчаянным и неуравновешенным, что Синъити временами испытывал почти тревогу в его присутствии,
Предоставив Фурукава проводить время по своему усмотрению, Синъити направился в столовую.
В столовой общежития, на первом этаже, было полно народу. Когда в доме была гостиница, это полутемное помещение — здесь даже днем горело электричество — служило кухней. На цементном полу был сооружен длинный дощатый помост, заменявший стол.
У двух женщин, обслуживавших столовую, дел было по горло: в дни, когда завод стоял из-за отсутствия электроэнергии, рабочие сразу получали весь свой дневной рацион — и завтрак и обед.
— Доброе утро! — приветствовал Синъити Оноки, садясь напротив него. Оноки завтракал, постукивая палочками о край своей чашки.
— Да какая тут рыбная ловля, когда встаешь так поздно! — продолжая разговор, заметил доводчик Хонда. Это был человек лет тридцати, семья его жила в Токио. Он сидел в шинели, облокотившись о стол, глаза его покраснели, видимо от бессонной ночи. Похоже было, что все они провели ночь за игрой в маджан.
— Ерунда! Нам бы вечерком _порыбачить минут тридцать — и хватит с нас!
Обвязавшись платками и нахлобучив поверх них фуражки, Оноки и еще двое-трое рабочих собирались на рыбную ловлю. Это называлось у них «мероприятием по усиленному питанию». Однако по внешнему виду молодого шлифовальщика Уцуми, который, положив весь свой дневной рацион в деревянную коробочку для завтрака, привязывал ее к поясу, никак нельзя было сказать, чтобы он «усиленно питался». Он был бледен и всё время покашливал. На завод Уцуми ходил через два дня на третий — один день работал, а два дня занимался рыбной ловлей. И если ему удавалось наловить хотя бы 200 моммэ карасей или ельцов, он выручал за них в три, а то и в пять раз больше, чем зарабатывал на заводе.
— Видишь ли, император тоже несет ответственность... А что касается Коноэ... — заикаясь, говорил Иноуэ.
В группе любителей маджана уже некоторое время спорили, обсуждая эту проблему.
Торопливо захватывая палочками из чашки темный рис, смешанный с ботвой редьки, Синъити прислушивался к спору, как вдруг в разговор вмешался Фурукава:
— Что вы тут мелете? Да как бы ни поступил император...
Вырвав у поварихи черпак, Фурукава налил себе супу и с чашкой в руке подошел к столу.
Услышав слова Фурукава, доводчик Хонда поднял голову.
— Плевать я хотел на твоего императора! — со злобой проговорил он. —По его милости началась вся эта проклятая война...
Фурукава уселся на скамью верхом.
— О, вот ты как! Все слышали, что он сказал? Ладно же, ты мне за это ответишь!
Казалось, это было сказано в шутку, но какой-то недобрый огонек вдруг загорелся в глазах Фурукава.
— Да ты спятил, что ли? — сверкнул покрасневшими глазами Хонда. Сам демобилизованный солдат, он гневно смотрел на желторотого юнца Фурукава, который и разрядом-то был гораздо ниже его.—-Придержи язык, понял?
Впалые щеки Фурукава дрогнули, и в ту же секунду чашка с супом полетела в голову доводчика, но в следующее мгновенье сам Фурукава упал навзничь вместе со скамейкой, на которой сидел.
— Перестаньте! Сейчас же перестаньте, а не то оболью!
Вокруг дерущихся растерянно бегал с ведром воды в руках староста общежития Оноки. Синъити и Иноуэ пытались разнять противников. Доводчик схватил за горло приподнявшегося было Фурукава; задыхаясь, Фурукава, в свою очередь, изо всех сил бил его по лицу.
— А, так вы продолжаете? Ладно же, черти! Получайте!
Маленький староста вскочил на стол и вылил на дерущихся полное ведро воды.
Когда Синъити вошел в комнату Накатани, тот, одетый в теплое кимоно, сидел у очага с компрессом на горле.
— Здравствуй, здравствуй! — Накатани настраивал радиоприемник, стоявший на низеньком шкафчике.
— Слышно Владивосток! — радостно сказал он, взглянув на свои ручные часы. — Диктор — женщина, японка...
Накатани сам сделал себе приемник, который мог работать на всех волнах.
В просторной, плохо проветриваемой комнате лежала на постели, разостланной подле комода, больная гриппом девочка лет пяти — дочка Накатани. На столе, стоявшем у стены, были навалены друг на друга детали механизмов, каталоги и рулоны чертежей.
— А, принес? Хорошо.
Вынув из-за пазухи брошюры, Синъити положил их возле очага. Накатани взглянул в соседнюю комнату, раздвижная стенка которой была немного приоткрыта, и небрежным движением засунул брошюры за ворот своего кимоно. В соседней комнате сидели работницы, приезжавшие сюда из Окая, когда завод останавливался из-за нехватки электроэнергии.
— У меня большая неприятность... — Синъити, понизив голос, чтобы его не услыхали сидевшие в соседней комнате работницы, рассказал Накатани о том, что произошло сегодня утром. — Этот чертов Фурукава про-
чел брошюры!
— Фурукава-кун? — Накатани тоже смутился. Фурукава работал в другом цехе, и Накатани мало
знал его. Сможет ли он сохранить тайну? Накатани, опустив глаза, задумался.
Из-за стенки донесся голос жены Накатани:
— Проходите к очагу, пожалуйста! — приветливо пригласила она работниц и вошла в комнату. За спиной у нее был привязан ребенок. — Только что звонил по телефону Такэноути-сан. Просил, чтобы приготовили ужин—приедут восемь человек из заводоуправления, — сказала она мужу, садясь и беря ребенка на колени.
— Вот как? Ну ладно, нужно, во всяком случае, распорядиться, чтобы убрали комнату на третьем этаже,— ответил Накатани. — Я превратился в заправского хозяина гостиницы, — обернувшись к Синъити,.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113