Она кладет голову на рельсы. Некоторы
е выбирают такую смерть, но я этого в свои пять лет еще не знаю. Я знаю про ди
нозавров и поп-музыку, про праздник урожая, про Деву Марию и про то, как Хри
стос страдал за нас, но я не знаю про самоубийства и про то, что пассажирск
ий поезд может раздавить череп всмятку. Она улыбается мне с рельсов, к щек
е прилипла прядь волос, похожая на водоросли. Она встает, смахивает с лица
капли. Нету поездов, говорит она.

Мы бежим по дорожке к кусту ежевики. Мама осматривает его, поднимает нижн
ие ветки палкой. Внизу ягоды крупные, черные, едва дотронешься Ц соскаки
вают со стерженьков, только успевай ладошку подставлять. Она протягивае
т мне руку, уже всю в ягодных кляксах. На вкус ежевика водянистая. Это наш п
оследний день.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ожидание 2

Дом на месте, и спальня, которая была когда-то нашей общей, все та же: два ок
на на улицу, угловой встроенный шкаф, туалетный столик с трехстворчатым
зеркалом. На полу вытоптана дорожка от двери к окну. Обои поклеили потом, и
х рисунок Ц стилизованные цветы Ц похож на половинки луковицы или, при
определенном освещении, на бледный бутон остатков моей кисти. Я присажив
аюсь на край двуспальной кровати Ц теперь она уже не кажется такой огро
мной, Ц и железная рама холодом прожигает насквозь джинсы, кожу, кости. П
од окном стоит сундук. Я жду, пока глаза привыкнут к темноте, жду, когда его
очертания отделятся от стены и тени и он станет самим собой Ц длинным, ни
зким, продолговатым. Он принадлежал моему отцу, а теперь станет моим: я зая
вляю на него свои права. Я возьму, что смогу. Спустилась тьма. Пока длится о
жидание, я снова вспоминаю.
Когда я родилась, меня положили в этот сундук.

* * *

Я отправилась в путь в среду днем, когда получила от социальных служб пис
ьмо, где сообщалось, что моя мать умерла. Я положила в сумку смену белья и д
ве странички из библиотечного телефонного справочника Ц там были пере
числены все Гаучи Кардиффа. Похороны были назначены на утро пятницы. Я не
знала ничего, и мне нужно было время. Я представила всех своих сестер, сост
арила их, наделила семьями, проиграла в уме их жизни. Селеста, Марина, Роза,
Фрэн, Люка Ц скользкие, как новая колода карт. Мы никогда не поддерживали
связь: не знаю уж, по чьей инициативе. К тому времени, когда я пошла в новую ш
колу, я уже была единственным ребенком. У моих подруг были братья и сестры
, а у меня сны: вот Люка с Розой надо мной издеваются, а вот Селеста Ц холодн
ая и далекая, я даже лица ее никогда толком не могла разглядеть. Просыпала
сь я спеленатая, потная, задыхающаяся. Со временем кошмары ушли, осталась
только Фрэн, какой я ее помнила: стоит ссутулившись в предутреннем свете
и молча складывает одеяло.
Вся остальная колода тоже казалась далекой Ц отец, Сальваторе, Джо Медо
ра. Валет, джокер, король. В последний раз я видела отца в вечер Селестиной
свадьбы. И наверняка знала лишь одно: я больше никогда не увижу маму.

Внизу мерцал в неровном свете Кардифф. В лучах заходящего солнца кипели
оранжевыми клубами облака, и воздух был после дождя влажным и чистым. Я не
была готова к таким краскам. Прежде все было серым: тусклый перламутровы
й глянец, свинцовые дома, вонь речушки Ц как уголь на ветру. Были пронизыв
ающе-острые моменты: походы на пирс глядеть, как причаливает корабль, оди
н раз Ц в цирк, бесконечно много раз Ц в больницу, а еще вечерние поездки
к Карлотте на дребезжащем трамвае: сидишь тихонечко и смотришь, как мама
спорит с кондуктором о плате за проезд. Встречались люди, которых маме пр
иходилось избегать, и мы искали укрытие в проулках и подворотнях, где она,
глядя на меня, прижимала палец к губам. Мы стояли, прижавшись друг к другу,
и ждали, пока опасность минует. А все прочее затянуто пеленой времени.

Теперь же город стал деловым, подтянутым, целенаправленным. В очереди на
такси какая-то женщина оттолкнула меня и пролезла вперед. Я молча отступ
ила в сторону и ждала реакции окружающих Ц будто я маленькая девочка, бу
дто взрослая я осталась в Ноттингеме, где все хорошо и спокойно.
Будешь здесь стоять, вообще такси не дождешься! Давай сюда, красавица! Ц
крикнул с той стороны улицы водитель такси-малолитражки, решивший перех
ватить клиента. Он был в клетчатой кепке и белой майке Ц на два размера ме
ньше, с нарисованным на ней ковбойским сапогом. Под тонким трикотажем Ц
примятый куст кудрявых волос, как набивка старого дивана. Хмурясь и улыб
аясь одновременно, он усадил меня на заднее сиденье.
И куда ты меня потащишь? Ц пошутил он.
Я сообщила ему, куда мне надо.
Ты ничего не путаешь? В той стороне ведь всё снесли.
Моя мама там живет до сих пор, сказала я.
Он навел справки по рации.
Попробуем подъехать поближе, пообещал он.
Мы тащились по забитой машинами Сент-Мэри-стрит. Заметив просвет, он свер
нул на еще пустое новое шоссе. Из окошка я видела свежий черный гудрон, осл
епительно белую разметку, ленту дорожных конусов. Молодые деревца у доро
ги трепетали в вечернем свете. По пути водитель показывал мне достоприме
чательности.
Вон там, справа, Ц оптовая ярмарка… Еще минута, и покажется Бьют. Здесь та
ких чудес понастроили. Вот какая у нас биржа Ц загляденье!
Я опустила стекло, запахло пеплом, а потом потянуло солью. Запах, который я
знала и забыла: запах прилива, кожа возлюбленного, солоноватая на вкус. Вд
алеке дергался заводной игрушкой экскаватор, ослепительно желтый на фо
не поблескивающего моря. Крохотные чайки как клочки бумаги трепыхались
на ветру:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78